Владимир Карпов - Маршал Жуков, его соратники и противники в годы войны и мира. Книга I

Но, имея достовернейшие сведения (а их было много!), мы оказались под сокрушительным ударом, а для того чтобы оправдаться, появился миф о внезапности.

Кто же виноват в этих бедах? Виновника установить можно без долгих поисков. Кто породил миф о внезапности нападения, тот и думал скрыть за ним свою вину. А кто породил? Первое официальное, на государственном уровне, заявление об этом было сделано в 12 часов дня 22 июня заместителем Председателя Совнаркома СССР и наркомом иностранных дел В. М. Молотовым. В первых же словах своего выступления Молотов назвал того, кто был автором формулировки о «внезапности»:

«Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление…»

Следовательно, поручили «Советское правительство и его глава товарищ Сталин…».

А что такое вообще внезапность в военном деле? Наша советская военная наука определяет ее так:

«Внезапность — неожиданные для противника действия, способствующие достижению успеха в бою, операции, войне. Внезапность является одним из важных принципов военного искусства и заключается в выборе времени, приемов и способов боевых действий, которые позволяют нанести удар тогда, когда противник меньше всего подготовлен к его отражению, и тем самым парализовать его волю к организованному сопротивлению».

Жуков понимал роль внезапности в современной войне. В своем выступлении на совещании перед большими маневрами в декабре 1940 года (о нем рассказывалось в предыдущих главах) он говорил:

«Все приемы и способы оперативной тактической маскировки и обмана противника должны быть широко внедрены в Красную Армию и войти составной и неотъемлемой частью в систему обучения войск, командиров и штабов… Части Красной Армии в будущих наступательных сражениях и боях должны показать высокий класс оперативной и тактической внезапности».

В том же докладе, анализируя возможности войск в связи с появлением новой техники и массовым применением ее в боевых операциях в Европе, Жуков приходил к выводу, касающемуся именно внезапности:

«Особенно важно то, что моторизация армии дает возможность в полной мере применить внезапность действий крупных размеров. Войска, предназначенные для наступательных действий, могут быть рассредоточены и скрыты в районах, удаленных от линии фронта на расстоянии 80-100 км, и к месту наступления могут быть переброшены одним маршем… Современное оперативное искусство и тактика, в результате внедрения в армию новых современных технических средств борьбы, получили такие могучие факторы, как скорость, внезапность и сила удара. На основе этих новых качеств значительно увеличилась оперативная и тактическая маневренность войск и их ударно-пробивная способность».

Знать-то мы про все это знали, но действовали не в ладу с таким знанием. После войны, обобщая ее опыт, Жуков в своих воспоминаниях говорит и о причинах, породивших «внезапность»:

«Генеральный штаб, нарком обороны и Сталин не делали практических выводов из новых способов ведения войны в начальный период. Наши оперативные и мобилизационные планы не отвечали характеру возникшей войны. Они соответствовали минувшим войнам, когда от объявления войны до вооруженного столкновения основных группировок проходило значительное время, позволявшее сторонам провести мобилизацию, сосредоточение и развертывание войск.

Все мы, и я в том числе, как начальник Генерального штаба, не учли накануне войны возможность столь внезапного вторжения в нашу страну фашистской Германии, хотя опыт подобногорода на Западе в начале второй мировой войны уже имелся».

Следовательно, причины наших неудач в первые месяцы войны надо искать не в самом факте внезапного нападения, а в том, что наше военное искусство, предвидение, расчетливость оказались хуже, чем у немецких военных специалистов.

Хотел написать — «они перехитрили нас». Но это будет неточное определение, хотя гитлеровцы и применяли дипломатию, дезинформацию и другие меры для введения нашего руководства в заблуждение. Но это одна сторона дела, главная же беда в том, что Сталин попался на эту приманку, проглотил ее и, как говорится, сидел перед началом войны на этом крючке Гитлера. Отмечу при этом, что Жуков, присоединяя себя к виновникам главного просчета, поступает так по этическим соображениям: не мог же он написать, что он это. все предвидел, предлагал другие выходы, но его не послушали…

Мы в июне 1941 года обладали значительными военными силами, располагали пусть недоделанными, но все же мощными оборонительными полосами на границе, прекрасными природными оборонительными рубежами, выгодно для нас — с севера на юг — лежащими на пути наступающих. Один Днепр чего стоит! Запасы оружия и боеприпасов были сосредоточены на приграничной территории, их не надо было подвозить. Никто не мешал нам создать надежную систему связи, а наша армия, Генштаб оказались просто беспомощными и слепыми из-за отсутствия связи. Мы находились на своей земле и были вольны делать любые приготовления для отражения врага, но вместо этого Сталин и Молотов дезинформировали народ и армию, успокаивая, что войны не будет (напомню только обобщение ТАСС за несколько дней до нападения). Получается просто парадокс — наше руководство как бы само готовило эту внезапность.

В общем, наша страна, армия, военное и государственное руководство располагали необходимыми средствами для отражения пусть даже внезапного нападения. Все теоретики и практики войны считают, что для успешных оборонительных действий достаточно сил в три раза меньших против наступающего. А мы имели силы большие, чем гитлеровцы! В журнале «Коммунист» № 14 1988 года опубликован подсчет соотношения танков в начале войны: у гитлеровцев 3582 танка и штурмовых орудий, из них 1634 танка новейших конструкций. С советской стороны им было противопоставлено 1475 танков КВ и Т-34; которые на протяжении всей войны считались лучшими в мире, и большое количество танков устаревших конструкций. Ведь только с января 1939 года по 22 июня 1941 года Красная Армия получила более семи тысяч танков! Соотношение сил и средств советских войск и войск противника в полосе Киевского Особого военного округа на 22 июня 1941 года было в нашу пользу: по личному составу составляло 1,2:1; по орудиям и минометам-1,4:1; по средним (Т-34) и тяжелым (КВ) танкам-3,5:1; по легким танкам (Т-26, БТ-7)-5:1; по самолетам-2,5:1. Повторяю — в нашу пользу! Уже одно это сопоставление показывает, что причины неудач и поражений крылись не столько и соотношении сил, сколько в способности распорядиться ими. (Расхождения в количестве и качестве типов банков и самолетов хотя и имеют значение для хода боевых действий, но не решающее, так как и в этом превосходство на стороне противника не было подавляющим.)