Владимир Карпов - Маршал Жуков, его соратники и противники в годы войны и мира. Книга I

Затем Жуков коснулся строительства укрепрайонов Белоруссии:

— По-моему, в Белоруссии укрепленные районы [УРы] строятся слишком близко к границе и они имеют крайне невыгодную оперативную конфигурацию, особенно в районе белостокского выступа Это позволяет противнику ударить из района Бреста и Сувалок в тыл всей нашей белостокской группировки. Кроме того, из-за небольшой глубины УРы не смогут долго продержаться, так как они насквозь простреливаются артиллерийским огнем Считаю, что нужно было бы строить УРы где-то глубже.

Павлов не выдержал, так как Жуков говорил об УРах, расположенных в его округе, и бросил реплику:

— А на Украине УРы строятся правильно? Жуков ответил:

— Я не выбирал рубежей для строительства УРов на Украине, однако полагаю, что там тоже надо было бы строить их дальше от границы

Против этого резко возразил Ворошилов:

— Укрепленные районы строятся по утвержденным планам Главного Военного совета, а конкретное руководство строительствами осуществляет заместитель наркома обороны маршал Шапошников.

Жуков не стал вступать в полемику и вернулся на свое место. Затем выступили еще некоторые участники игры, и среди них отличался современностью мышления начальник Главного управления ВВС генерал П. В. Рычагов.

Как отмечает Жуков, странное впечатление произвело выступление заместителя наркома обороны маршала Г. И. Кулика. Он явно не понимал значения механизированных и танковых войск и заявил:

— От формирования танковых и механизированных корпусов пока следует воздержаться Тут же бросил реплику Тимошенко:

— Руководящий состав армии хорошо понимает необходимость быстрейшей механизации войск. Один Кулик все еще путается в этих вопросах…

Сказал свое слово и Сталин:

— Победа в войне будет за той стороной, у которой больше танков и выше моторизация войск.

Этой репликой Сталина, по сути дела, решалось очень многое потому, что его слово всегда было последним и окончательным.

На следующий день Жукова опять вызвали к Сталину. Без долгих предисловий Сталин сказал ему:

— Политбюро решило освободить Мерецкова от должности начальника Генерального штаба и на его место назначить вас.

Это было настолько неожиданно и не соответствовало ни характеру, ни таланту Жукова, который всегда старался избегать штабной работы, что он на некоторое время оторопел и молчал, потом все же сказал:

— Я никогда не работал в штабах. Всегда был в строю. Начальником Генерального штаба быть не могу.

— Политбюро решило назначить вас, — сказал Сталин и сделал ударение на слове «решило».

Жуков понимал, что возражать против решения Политбюро, и главное, когда об этом говорит сам Сталин, нет смысла, и поэтому ответил-

— Ну а если не получится из меня хороший начальник Генштаба, буду проситься обратно в строй.

— Ну вот и договорились! Завтра будет постановление ЦК, — сказал Сталин.

Когда Жуков вернулся в Наркомат обороны, Тимошенко, улыбаясь, сказал ему.

— Знаю, как ты отказывался от должности начальника Генштаба. Только что мне звонил товарищ Сталин. Теперь поезжай в округ и скорее возвращайся в Москву. Вместо тебя командующим округом будет назначен генерал-полковник Кирпонос, но ты его не жди, за командующего можно пока оставить начальника штаба округа Пуркаева.

В тот же день Жуков выехал в Киев. Он не радовался высокому назначению, не очень-то ему хотелось расставаться с округом, к которому он уже успел привыкнуть, хотя прокомандовал им не так уж долго, а главное, это была его любимая строевая работа, а к штабной деятельности душа его не лежала.

В Киеве Жуков был недолго, но за этот короткий срок нарком не раз звонил, чтобы побыстрее приезжал в Москву. Видно, Тимошенко приходилось нелегко. 31 января Жуков прибыл в Москву, в течение одного дня принял дела у Мерецкова и с 1 февраля 1941 года, за четыре с половиной месяца до начала войны, Приступил к исполнению высокой должности начальника Генерального штаба.

Прежде чем перейти к теме, обозначенной в названии главы, приведу небольшую часть из моих бесед с Молотовым, ту, где он затрагивает предвоенное время и касается оценки личности Сталина, которого он знал на протяжении многих лет.

— Для меня Сталин неотделим от той политической роли, которую он играл, — сказал Молотов.

Отвечая на мои вопросы, рассказал о том, как он услышал о нем впервые, как позже отнесся к «известной ныне оценке его характера в ленинском завещании. Он считал, что эта оценка в принципе была в пользу Сталина по сравнению с другими пятью деятелями, о которых там шла речь, хотя в отношении грубости Ленин был, конечно, прав. Однако, по мнению Молотова, эта грубость воспринималась тогда как твердость и была в то время полезна партии, так как Сталин твердо, без колебаний, определял основную линию.

Мне хотелось узнать мнение Молотова об ошибках Сталина в первый период войны и в предвоенное время.

— Тут, по-моему, не ошибки, а наши слабости. Потому что к войне мы не были готовы — и не только в военном отношении, но морально, психологически. Наша задача психологически и политически заключалась в том, чтобы как можно дольше оттянуть начало войны. Мы чувствовали, знали, что были к ней не готовы. Поэтому каких-нибудь ошибок, собственно, я не вижу. Все делалось для того, чтобы не дать повода немцам начать войну.

— Но Гитлер ведь уже решил о войне, вам это было известно.

— Откуда нам это было знать? Можно было лишь предположить. И все-таки нам удалось оттянуть войну почти на два года. Гитлер еще в 1939 году действительно, как потом выяснилось, был настроен развязать воину против нас и готовился к этому усиленно А оттяжка еще на год, а потом даже на несколько месяцев была нам весьма желательна. Конечно, мы знали, что к войне нам надо быть готовыми в любой момент, а как это обеспечить на практике? Это очень трудно. Мы были готовы в стратегическом смысле, потому что за пятилетки был создан промышленный потенциал, который помог нам выстоять.

— Вот вы говорите — к войне были не готовы, воевать не намеревались, а доктрина наша была довольно воинственная: бить врага на его территории…

Молотов улыбнулся. Улыбнулся на этот раз как-то хитренько и, посмотрев на меня с явной иронией, сказал:

— Ну кто же, какой стратег скажет: пожалуйста, приходите на нашу землю и здесь будем воевать! И тем более не скажет, что к войне он не готов, а наоборот, будет утверждать, что силен и непобедим.

Это элементарно. Так во все времена было… Не наше изобретение. Пропагандистский прием

— Значит, это прием для пропаганды? Но ведь должна же была быть и настоящая доктрина, которой предстояло руководствоваться в случае войны?