Владимир Карпов - Маршал Жуков, его соратники и противники в годы войны и мира. Книга I

Такой состав Ставки был объявлен войскам и вошел во все более поздние публикации. Не знаю, по каким причинам не доводился до наркоматов и штабов еще один абзац из этого постановления Совнаркома и ЦК. Он был опубликован впервые в 1990 году в журнале «Известия ЦК КПСС», № 6. Поскольку этот абзац библиографическая редкость и дает пищу для размышления, почему так долго не был обнародован, считаю необходимым познакомить читателей с его текстом:

«При Ставке организовать институт постоянных советников Ставки в составе тт.: маршала Кулика, маршала Шапошникова, Мерецкова, начальника Военно-Воздушных Сил Жигарева, Ватутина, начальника ПВО Воронова, Микояна, Кагановича, Берия, Вознесенского, Жданова, Маленкова, Мехлиса».

Почему же пятьдесят лет не печатали этот абзац? Почему армия и работники народного хозяйства, переводимого на военные рельсы, не прочитали в газетах фамилии тех, кто не только «советовал» Ставке, но и практически осуществлял многие оборонные дела?

Книга уже была в наборе, когда мне стал известен этот текст о советниках. Я провел своеобразное экспресс-микроисследование и, как мне кажется, установил причины пятидесятилетнего сокрытия этого текста.

Первой причиной было то, что произошли события, не согласованные двумя вождями — Сталиным и Берия. Это можно объяснить только суматохой и растерянностью, охватившей и их в первые дни войны. Дело в том, что Сталин включил генерала армии Мерецкова в число советников Ставки, а Берия арестовал его и отправил в камеру на Лубянке.

Не знаю, кто первый обнаружил эту «ошибочку», но успели не допустить публикацию абзаца с именем советника, которого уже спрашивали совсем в другом месте и совсем по иным вопросам.

Конфуз был настолько велик и неприятен, что на этот случай было наложено строжайшее табу и об аресте Мерецкова никогда и нигде не писали и не говорили даже после его освобождения из тюрьмы. А сидел он не один день, и освободили его не сразу после обнаружения «ошибочки».

В книге воспоминаний Кирилла Афанасьевича Мерецкова «На службе народу» (опубликованной уже после смерти Сталина и Берии!) вы не найдете ни одного слова об этом «инциденте». В личном деле маршала, в биографии, написанной Кириллом Афанасьевичем собственноручно (после XX съезда), тоже нет упоминания об аресте. В справочниках, в военной энциклопедии, в солидных многотомниках по истории Отечественной войны не напечатано ни, строки об этом беззаконии по отношению к одному из крупнейших советских военачальников в дни, когда его военные знания и опыт были так необходимы для защиты страны.

Говорят, ворон ворону глаз не выклюнет, два деспота, Сталин и Берия, в труднейшие часы вражеского вторжения не хотели подводить друг друга. Сталин, наверное, решил: ну, посадили еще одного генерала, немало их и до этого пересажали, станет одним больше — не велика беда. Верховный тогда еще не понимал масштабов нашествия, думал обойтись без многих, кого он упрятал в тюрьмы или расстрелял.

Сколько же просидел в пыточной камере «советник Ставки» Мерецков? Я ставлю так вопрос потому, что не было ни решения, ни сообщения о выводе его из числа советников. Ответ на этот вопрос, да и то в подтексте, можно найти в воспоминаниях маршала:

«В сентябре 1941 года я получил новое назначение. Помню, как в связи с этим был вызван в кабинет Верховного Главнокомандующего. И. В. Сталин… сделал несколько шагов навстречу и сказал:

— Здравствуйте, товарищ Мерецков! Как вы себя чувствуете?

Вот так все просто, будто вчера расстались! А прошло с июня по сентябрь почти три месяца (и каких — вспомните показания Шварцмана!).

В своей книге Мерецков не написал о том, был ли разговор о его аресте. Но вполне возможно, что именно тогда произнес Сталин одну из своих «крылатых» фраз, которая среди военных ходила как издевательская шутка. В ней не упоминалась фамилия Мерецкова, но якобы на слова о том, что «сидел это время в тюрьме», Сталин, усмехаясь, сказал:

— Нашел время, когда сидеть, — такая война идет!.

Возвращаясь к неопубликованному абзацу о советниках Ставки, можно привести еще несколько фактов, почему этот абзац не публиковался и после освобождения из тюрьмы Мерецкова. Дело в том, что позднее, в разное время некоторые советники тоже попадали на Лубянку.

В феврале 1942 года был арестован, судим, лишен званий маршала. Героя Советского Союза и всех наград зам. наркома обороны и советник Ставки Кулик Г. И. В январе 1947 года Кулика еще раз арестовали, и (через три года следственных пыток) 24 августа 1950 года — он был расстрелян. Такая же судьба постигла еще одного советника Ставки, председателя Госплана СССР и члена Государственного Комитета Обороны Николая Алексеевича Вознесенского (в 1950 году). Прошел через пыточные подвалы, но вышел живым «советник Ставки» зам. наркома вооружения СССР Борис Львович Ванников. По многу лет находились в опале Главный маршал авиации Жигарев Павел Федорович, Главный маршал артиллерии Воронов Николай Николаевич.

В общем, в разные годы появлялись причины нецелесообразности публикации списка «советников Ставки», так как некоторые фамилии наводили на нежелательные размышления.

В 12 часов дня 22 июня выступил по радио. Молотов.

В одной из моих бесед с ним Молотов рассказал мне, как готовилось это выступление:

— В тот страшный, тревожный день в горячке разговоров, распоряжений, телефонных звонков кто-то сказал, что надо бы выступить по радио, сказать народу о случившемся, призвать к отпору врагу. Высказав это, все притихли, смотрели на Сталина. Я сказал, что выступать перед народом и страной конечно же нужно Сталину. Члены Политбюро молчали, ждали — что скажет на это Иосиф Виссарионович? Он довольно долго не отвечал, прохаживался, как обычно, по кабинету, а потом ответил на это предложение отрицательно. Он считал, что рано ему выступать в первый день, будут еще другие возможности, а сегодня пусть выступит Молотов. После этих слов Сталин опять стал ходить по кабинету и, как бы ни к кому не обращаясь, рассуждал о том, что стряслось.

Молотов сказал дальше, что он стал делать пометки на бумаге, намереваясь при подготовке выступления использовать то, что говорил Сталин. А Сталин говорил о том, что все вроде бы делали мы правильно, взвешивали, оценивали и всячески показывали и свое стремление к миру, и доброжелательное отношение к Германии и договор соблюдали неотступно, во всех деталях! Никакого повода не давали немцам для сомнения в нашей искренности в политике и в дипломатии. Потом он сказал: не хватило нам времени, просчитались мы именно в подсчете времени, не успел осуществить все необходимое для отражения врага. После паузы, пройдясь по кабинету, добавил: вот мы-то договор соблюдали и поставки по договору осуществляли полностью и своевременно, а они, немцы, Гитлер, так вероломно с нами обошлись, нарушили договор. Ну что же от них ждать? У них свои понятия о порядочности и честности. Мы их считали честными, вот еще и поэтому просчитались, а они оказались коварными. Ну, ничего, Гитлер за это жестоко поплатится! Мы ему докажем, что он просчитался, мы уничтожим его!