Павел Бирюков - Биография Л Н Толстого (Том 4)

"Я никак не думал, чтобы эта ужасная война так подействовала на меня, как она подействовала. Я не могу не высказаться о ней и послал статью за границу, которая на днях появится и, вероятно, будет очень не одобрена в высших сферах.

В предпоследнем письме вы писали, что может быть когда-нибудь заехали бы в Ясную Поляну. Как ни приятно бы было мне видеть вас у нас, я думаю, что я настолько неприятное лицо правительству - и в особенности буду теперь, после моей статьи о войне,- что ваше посещение меня могло бы быть неприятно для вас, и потому считаю нужным предупредить вас об этом".

Статья Л. Н-ча имела большой успех и, несомненно, способствовала просветлению человечества.

Отзывы об этой статье, напечатанной в английских газетах, дошли и до Л. Н-ча, и он записывает в своем дневнике:

"Вчера в "Русск. вед." суждение о моей статье в Англии. Мне было очень приятно, самолюбиво приятно, и это дурно".

Мы приводим здесь два из этих отзывов как наиболее характерные:

"Последнее воззвание Толстого представляет один из самых замечательных документов мировой истории. Это пространная и красноречивая проповедь на текст "война есть убийство". На эту тему он проповедует с логическим пренебрежением к самым излюбленным преданиям мира. Он обнажает войну, срывая с нее ее украшения, гордость, торжественность, и выставляет ее в ее голом безобразии к ужасу человечества. "Храбрость", "патриотизм", "военная слава" - все это для бесстрашного русского реформатора пустые слова, изобретенные для поддержания системы огульной резни, которую люди называют войной... Для цивилизованного человечества, освободившегося или, по крайней мере, отчасти освободившегося от дикого состоянии, позорно то, что война, со всеми связанными с нею жестокостями и страданиями, все еще считается не бедствием, которому люди подвергаются, а доблестным делом, достойным восхваления".

"Статья Толстого есть пророческое слово, освещенное светом неземного происхождения. Оно дышит самым духом Христа. Но как ни замечательна эта статья со стороны освещения внутренних условий русской жизни, наш интерес сосредоточивается в борьбе иной, нежели та, которая теперь свирепствует между Россией и Японией. Толстой воплощает самое глубокое сознание современного просвещения. Бог заставляет людей выбирать между Его волей и той животностью, которая до сих пор господствовала среди большинства человечества... Наступает новая заря в эволюции высшего человечества... В словах Толстого есть дух, опасный для всех правительств. Но "когда правители отдаются безнравственному честолюбию и убивают своих братьев, увлекаясь грабительскими войнами, они не должны удивляться, если народ отрекается от них".

Но были и отрицательные отзывы, особенно в России. Так, одна дама написала Л. Н-чу письмо, упрекая его в недоброжелательном тоне статьи. Л. Н-ч смиренно отвечал ей:

"Графиня Софья Дмитриевна, я очень благодарен вам за то, что вы подписались под вашим письмом. А то я часто получаю такого же рода письма и, желая ответить на них, не могу сделать этого. Хочется ответить потому, что особенно больно в мои годы, когда стоишь одной ногой в гробу, знать, что есть люди, которым ты ничего, кроме добра не желаешь, которые ненавидят тебя. Хочется оправдаться, смягчить их.

Вы пишете, что я не отвечу на это письмо, потому что отвечаю только тем, кто меня хвалит. Это не совсем справедливо, я всегда с большим интересом и вниманием читаю письма, осуждающие меня, стараясь извлечь из них пользу. И такую пользу, и очень большую, я извлек из вашего письма. Вы указали мне на то, что в моей статье есть то, чего не должно быть у христиан - негодования, осуждения. Я и прежде чувствовал это, но ваше письмо ясно указало мне это. Совершенно справедливо, что человек, опирающийся на Христа, должен стараться быть, как Он, кроток и смирен сердцем. А я совсем не то. Не в оправдание себя, но в покаяние себя могу сказать только то, что я слабый человек, далеко не достигший того идеала, к которому, стремлюсь. Я виноват, что тон, дух моей статьи недобрый, но смысл ее для меня несомненно истинен, и я буду повторять то же на смертном одре. И уверен я в этом не потому что я верю себе, а потому что верю Христу и закону Бога.

Смягчающим мою вину обстоятельством может хотя немного служить то, что тогда, как вы живете и Петербурге в среде торжественных приготовлений и воздействий войны, я живу среди несчастного народа, который, живя в крайней нужде, отсылает своих кормильцев на непонятное и ненужное ему побоище, видит только лишения, страдания и смерть. Но я боюсь опять отдаться нехорошему чувству. Лучше замолчу, так как письмо это имеет целью не убеждать вас, а просить забыть те недобрые слова, которые вы написали мне, и вызвать в себе хотя не доброжелательные, но не недоброжелательные ко мне чувства, с которыми свойственно всем людям относиться друг к другу и которые я испытываю к вам, в особенности вспоминая мое свидание с вами где-то в Петербурге, свидание, оставившее во мне самое приятное воспоминание".

В июле месяце Л. Н-ча в Ясной Поляне посетил его друг, крестьянин М. П. Новиков. Конечно, разговор их коснулся войны. И Новиков в своих воспоминаниях приводит интересные и сильные отзывы Л. Н-ча об этом ужасном деле. Когда заговорили о войне, Л. Н-ч воскликнул:

- Ужасно, ужасно! И сегодня, и вчера я плакал о тех несчастных людях, которые, забывши мудрую пословицу, что худой мир лучше доброй ссоры, десятками тысяч гибнут изо дня в день во имя непонятной им идеи. Я не читаю газет, зная, что в них описываются ужасы убийств не только не для осуждения, но для явного восхваления их... Но домашние иногда читают мне, и я плачу... Не могу не плакать...

Л. Н-ч показал Новикову полученное им письмо и предложил ему прочесть его вслух.

В письме этом неизвестный автор описывал, говорит Новиков, как они были хорошо настроены с места, из родного города, и как это настроение совершенно менялось по мере приближения к Манчжурии. "Ехали день, два, неделю, месяц,- говорилось в письме,- все пустые поля да леса. Чай, семь тысяч проехали, а десяти деревень не видали. Степи и степи. Да на этой земле еще 10 Рассеев поселить можно, и то полноты не будет, а китайской землей поехали - одни горы да камни. И кой рожон нам здесь было нужно, ради чего кровь проливать из-за каких-то гор да камней? Добро бы своей земли не было. Вот когда все это увидели да раздумали, и мысли другие пошли, и охоты не стало".

- Каково? - спросил Лев Николаевич, когда я кончил чтение.- Народ обмануть хотят, дипломаты уверяют, что иначе никак нельзя было, а мужики едут и решают по-своему, что воевать не из-за чего было.

- Да, ужасно, ужасно! - продолжал Л. Н-ч.- Совершается страшное дело, и никто не сознает этого. На днях на дороге догоняет деревенская баба, торопится в город, трое босых ребят с нею. Пошел вместе, разговорились. Идет за пособием, вторая получка вышла. "Хлопотали, хлопотали,- говорит,бегали, бегали, у самого члена три раза были, насилу выдачки дождались"."Что же,- спрашиваю,- привыкли без хозяина? С получкой, чай, и одни хорошо проживете. Прежде нужды-то поди больше было?" И-и, как зарыдает баба, как зальется, слова не выговорит. "Мы бы,- говорит,- им последнюю коровенку отдали, даром что сами в нужде находимся. Пошто,- говорит,- детям-то деньги нужны? Им отец нужен. Они при отце только хороши и веселы. А теперь как цыплята мокрые стали, от хвоста матери не отходят. Шагу тебе ступить не дадут, всюду вяжутся".- "А разве тятька-то не воротится?" - испуганно спрашивает ее девочка, утирая глаза и смотря то на меня, то на мать, и я стою, плачу, и они все плачут. Старый дурак я, хотел разговориться, утешить, а вышло - только в грех ввел.