Александр Бушков - Екатерина II: алмазная Золушка

В Испании — та же картина. Лично свободные крестьяне только в виде арендной платы за землю отдают половину урожая — а ведь есть еще масса других поборов…

Во Франции господа вовсю забавляются охотой на все, что бегает и летает. Блестящие кавалькады тех самых кавалеров в кружевных манжетах и прекрасных дам в декольтированных платьях весело травят зайцев борзыми и охотятся на куропаток на крестьянских полях. Такая уж у них старинная привилегия, еще со времен крестоносцев. Крестьянин, кроме того, не имеет права убивать зайцев и куропаток, которые пасутся на его полях — и не имеет права строить изгороди (мешать охоте!). В некоторых местах запрещалось даже урожай убирать, пока куропато-чьи птенцы не окрепнут и не станут летать: барская охота превыше всего…

Ну, и масса других повинностей и поборов. Так стоит ли удивляться, что на протяжении всего восемнадцатого века Европу прямо-таки трясло от крестьянских восстаний? Размах был лишь самую малость поменее пугачевского…

Ах да, была еще Англия, островок свободы и заповедник вольности…

В некоторых отношениях там и в самом деле жилось чуточку вольготнее. Существовал, например, закон «Хабеас корпус», по которому человека нельзя ни за что ни про что держать в тюрьме — уже максимум через сутки его непременно следует предъявить судье, чтобы тот рассмотрел, по какой такой причине мирного гражданина ввергли в узилище.

Вот только на протяжении восемнадцатого века этот закон официальным образом приостанавливался не менее десяти раз, и всякий раз — не менее чем на год, а то и подольше…

Крепостного права не было, верно. И самых кондовых феодальных повинностей — тоже. Но большая часть крестьян была не собственниками, а опять-таки арендаторами, и в любой момент их могли буквально вытряхнуть под открытое небо. Иди куда хочешь с домочадцами и скарбом, ты ж человек свободный, никто тебя удерживать не имеет права… Почитайте английских классиков. Например, Томаса Гарди, там подобные случаи наглядно описаны…

Крепостничества, в общем, нет. Зато есть лендлорд — местный землевладелец-олигарх, который для всей округи царь и бог. Поскольку сплошь и рядом он еще не только местный помещик, но и местный судья, местный шериф (у которого в те времена прав было даже поболее, чем у американского шерифа), и местный священник, и местный депутат парламента. Попробуй пободайся, ежели охота…

И, между прочим, любой местный судья обладает широчайшими полномочиями. Предположим, в каком-нибудь провинциальном местечке собралась толпа местных жителей, легонько нарушающих общественный порядок — то ли крестьянское возмущение из-за налогов, то ли просто сэры перепили в базарный день и решили малость побуянить…

Так вот, достаточно судье объявиться перед обывателями, протараторить скороговоркой несколько параграфов «Закона о мятеже» — и местная полиция на законнейшем основании может палить в толпу из всех видов огнестрельного оружия, нимало не озабочиваясь наличием там женщин и детей. И полицейским за это ничего не будет, хоть всех до единого перестреляй — «Закон о мятеже» прочитан, так что формальности соблюдены. А то, что в задних рядах, очень может оказаться, и не расслышали, что там судья бормочет, — дело десятое…

В том же восемнадцатом столетии, при наличии отсутствия крепостного права, шахтеры, случалось, работали в железных ошейниках. Не все, но случалось. О чем немало писали английские историки и писатели, отнюдь не левые: если попадется роман под названием «Камероны», прочитайте, не пожалеете. Лишитесь кое-каких иллюзий касаемо «старейшей в Европе» демократии.

Но самое скверное все же, что только имелось в восемнадцатом веке, — это сохранившаяся с феодальных времен неприглядная штука под названием «сословные различия». Что это означало на практике?

Да то, что существовала этакая пирамида, где на ступеньках один над другим стояли сословия — выше всех благородное дворянство, а ниже него — все остальные. И люди исключительно в силу своего происхождения были обречены занимать отведенную им ступеньку. Хорошо, если она оказывалась верхней. А если — нижней?

Тогда — ничего хорошего. Как бы умен, благороден душой и какими бы талантами ни был одарен низший, он обречен был оставаться человеком второго сорта. В любой момент какая-нибудь тупая, надутая скотина (к счастью своему, обремененная длинной родословной) могла процедить через губу:

— Пшел, быдло…

И приходилось смирнехонько отступать, кланяясь — таково уж устройство жизни…

Тогдашняя жизнь больше всего напоминала шахматную доску — где пешки предельно ограничены в передвижении и возможностях, в отличие от более благородных фигур. Если кому-то случится перечитывать «мушкетерскую» трилогию Дюма, советую обратить внимание, как благородные дворяне, Атос, Портос, Арамис и д'Артаньян, относятся к тем из окружающих, кто благородным происхождением похвастаться не может. Арамис «ударом кулака отбрасывает» горожанина, имевшего неосторожность чуточку забрызгать его грязью. Д'Артаньян, верхом на лошади мчавшийся куда-то по неотложным делам, сшиб горожанина «и не подумал останавливаться ради такого пустяка» (между прочим, горожанин этот был не простой булочник или фонарщик, а член Парижского парламента, в переводе на наши современные реалии — член Верховного суда Российской Федерации) — но какая разница? Главное, не дворянин.

Самое грустное, что мушкетеры так поступают не специально, не по черствости души — они просто-напросто на автомате делают то, что благородному господину положено…

Жили они, правда, в семнадцатом столетии — но и в восемнадцатом во Франции обстояло точно так же, а лондонская «золотая молодежь» калечила попавшихся на пути простолюдинов исключительно из спортивного интереса…

В Пруссии, как уже говорилось, офицером мог стать только дворянин. Во Франции полки (если не считать пары-тройки особо привилегированных, находившихся на содержании казны) были частной собственностью своих полковников. Полковник на свои деньги кормил, одевал, содержал солдат. И всегда мог свой полк продать за приличную сумму, а располагающий этой суммой (при условии, что он был благородного происхождения) мог этот полк законным образом купить, и в одночасье из «простого» графа стать графом Таким-то, полковником. Поскольку — престижно. Военный опыт при этом абсолютно не требовался.

В Англии патенты на офицерские чины совершенно официальным образом продавали вплоть до конца девятнадцатого столетия. Единственное условие, кроме, конечно, обладания соответствующей суммой, — благородное происхождение (отсутствие военного опыта опять-таки не имеет никакого значения).