Александр Васильев - Время до крестовых походов до 1081 г.

История первоначального ислама при Мухаммеде принадлежит, из-за состояния источников, к одним из наиболее темных и спорных вопросов в истории. А между тем для истории Византии VII века этот вопрос имеет громадное значение, так как от его посильного решения зависит очень многое в объяснении причин необычайно быстрых военных успехов арабов, повлекших за собой потерю для империи ее восточных и южных провинций, Сирии, Палестины, Египта и Северной Африки.

В виде примера разноречивости ученых мнений о первоначальном исламе можно привести мнения трех современных глубоких знатоков ислама. Один из них (Гольдциер) пишет: «Нет сомнения, что в душе Мухаммеда уже жила мысль о распространении своей религии за пределы Аравии и превращении учения, возвещенного вначале лишь ближайшим родственникам, во владычествующую над миром силу». [481] [481] 1. Goldziher. Die Religion des Islams. – Die Kultur der G-egenwart: Die Religionen des Orients, hrsg. P. Hinneberg, Bd. Ш, I, S. 106. Другой ученый (Гримме) говорит, что, на основании Корана, можно считать конечной целью Мухаммеда и ислама «полное обладание Аравией». [482] [482] Н. Grimme. Mohammed. I. Das Leben. Munster, 1892, S. 123; Ch. Diehl, G. Marfais. Le Monde Oriental de 395 a 1018. Paris, 1936, p. 176. Наконец, третий современный нам ученый (Каэтани) пишет, что пророк даже не думал об обращении всей Аравии, всех арабов. [483] [483] L. Caetani. Studi di storia orientate. Milano, 1914, vol. Ill, pp. 236, 257.

При жизни Мухаммеда вся Аравия не была подчинена ему. Можно даже вообще сказать, что вся Аравия, в течение всего своего существования никогда не признавала исключительно одного властителя. В действительности Мухаммед господствовал над областью, обнимавшей, может быть, менее трети всей поверхности полуострова. Эта часть и находилась под влиянием новых идей ислама. Остальная часть полуострова продолжала жить в политических и религиозных условиях, немногим отличающихся от тех, которые там существовали до появления ислама. Мы уже знаем, что на юго-западе полуострова, в Йемене, было христианское государство, продолжавшее свое существование и в эпоху Мухаммеда. Но ведь и большинство племен в северо-восточной Аравии было христианским, так как преобладающей религией Месопотамии и арабских областей вдоль Евфрата было христианство, которое там сильно распространилось по сравнению с пришедшей в полный упадок официальной персидской религией. Таким образом, в момент своей смерти, Мухаммед не был ни политическим властителем всей Аравии, ни ее религиозной главой.

Интересно отметить, что вначале Византия видела в Мухаммеде и последователях его учения род арианства и ставила ислам наравне с другими христианскими сектами. Византийская апологетическая и полемическая литература выступает против ислама так же, как против монофизитов, монофелитов и представителей других еретических учений. Живший в VIII веке при мусульманском дворе и принадлежавший к сарацинской семье знаменитый Иоанн Дамаскин, например, не видел в исламе новой религии, но лишь аналогичный с другими ересями пример отпадения от истинной христианской веры. Византийские историки также весьма мало интересовались выступлением Мухаммеда и вызванным им политическим движением. [484] [484] См.: K. Guterbock. Der Islam im Lichte der byzantinischen Polernik. Berlin, 1912, SS. 6, 7, II, 67-68. Из хронистов первым сообщает сведения о жизни Мухаммеда, «правителя сарацин и лжепророка», писавший в начале IX века Феофан. [485] [485] Theophanes. Chronographia, ed. С. de Boor, p. 333. См.: W. Eischner. Die Nachrichten uber den Islam bei den Byzantinern. – Der Islam, Bd. ХХШ, 1936, SS. 133-162, 197-244.

В представлении средневековой Западной Европы мусульманство также не было особой религией, но лишь одной из христианских сект, родственной по догматам с арианством. Даже во второй половине Средних веков Данте в своей «Божественной комедии» относит Мухаммеда к еретикам и называет его одним из «сеятелей соблазна и раскола» (Seminator di scandalo е di scisma. Inf. XXVIII, 31–36).

Обычно, в виде одной из главных причин поразительных военных успехов арабов в VII веке в борьбе с Византией и Персией приводится религиозный энтузиазм мусульман, переходивший часто в религиозный фанатизм, в полную нетерпимость. Арабы будто бы бросились на азиатские и африканские области, выполняя завет пророка, предписывавший обращение всего мира в новую веру, и одержанные арабами победы объяснялись религиозным воодушевлением, заставлявшим фанатиков-мусульман с презрением относиться к смерти и сделавшим, таким образом, их натиск непреодолимым.

Эта точка зрения должна быть признана ошибочной. В момент смерти Мухаммеда убежденных мусульман было немного; но и это меньшинство оставалось в Медине до окончания первых великих завоеваний; лишь очень немногие из них бились в Сирии и Персии. Громадное же большинство воевавших арабов состояло из бедуинов, знавших ислам лишь по имени, имевших в виду исключительно материальные, житейские выгоды и жаждавших добычи и необузданной вольности. О каком-либо религиозном энтузиазме с их стороны не могло быть и речи. Затем, первоначальный ислам был терпим. Коран прямо заявляет: «В религии нет принуждения» (II, 257). Известно терпимое отношение первоначального ислама к христианству и иудейству. Коран говорит о допущении Богом других религий: «Господь твой если бы захотел, сделал бы людей одной религиозной общиной» (XI, 120). Религиозный фанатизм и религиозная нетерпимость в исламе есть явление позднейшее, несвойственное арабской нации и объяснимое влиянием мусульман-прозелитов. Итак, вопрос о религиозном энтузиазме и фанатизм арабов-завоевателей VII века отпадает.

По новейшим исследованиям (например, Каэтани), настоящими причинами неудержимого натиска арабов были причины практического и материального характера. Бедная по природе Аравия не могла более уже удовлетворять жизненным потребностям арабов, которые, под угрозой нищеты и голода, должны были сделать отчаянную попытку спастись «из горячей темницы пустыни». Эти безысходные условия и объясняют ту всесокрушающую силу, с которой арабы ринулись на Византию и Персию. Какого-либо религиозного элемента в этом движении искать нельзя. [486] [486] L. Caetani. Studi di storia orientale. Milano, 1911, vol. I, p. 368.

Но если даже признать некоторую правильность только что приведенной точки зрения, то тем не менее одними условиями аравийской жизни нельзя объяснить военных успехов арабов. Причину последних надо искать также в условиях жизни византийских восточных и южных провинций, прежде всего перешедших в руки арабов, а именно: Сирии, Палестины и Египта. Выше уже неоднократно отмечалось все усиливавшееся недовольство этих провинций из-за религиозных мотивов. Будучи большей частью монофизитскими и встречая, особенно после смерти Юстиниана Великого, ярко выраженную неуступчивость центрального правительства в отношении их монофизитских убеждений, эти провинции готовы были отделиться от Византии и предпочитали очутиться под владычеством арабов, которые отличались религиозной терпимостью и для которых важно лишь было, чтобы новые подданные платили определенные налоги; религиозные же их верования мало интересовали арабов.