Продолжатель Феофана - Жизнеописания византийских царей

И это, разумеется, о мудрейший царь, твое – в числе прочих великих – достоинство, что восстанавливаешь и возвращаешь к новой жизни увлеченное и унесенное в небытие потоком времени, радеешь о благе истории и не небрежешь теми, кто прежде владел царской властью. Не станем говорить о страждавших страстью, к коей бесстрастны добрые люди, они ни в чем не стремились выделиться из многих, ибо не учености они питомцы, а невежества забава. Зачем самодержцу заниматься тем, что... не приносит пользы разумным людям, если нужно печься о мужах и всего более о словесной науке (от них происходит сила царской власти!), дабы не сгинули, словно бессловесные твари, люди и не предано было молчанию то, чем мы отличны от всех. Мудрые люди, кроткий царь, увидят, как радел ты, не говоря о..., о науке и о мужах, ибо и ты – ты прежде всего! – и они – мудрые. Ты сам повествуешь, лишь взяв в помощники мою руку, о том, чем жили до тебя люди, хотя немало было у них и дурного и бесславного (ведь и это не следует оставлять без внимания пользу блюдущим). И вот любому делу и любому досугу предпочел ты занятия словом (как ничто другое возбуждает оно рвение и добродетель в подданных, любящих науки и историю), кое-что взял из устных рассказов и пожелал представить всем некое общее поучение, при этом сочтя наилучшим началом сей истории то, что послужило концом блаженному Феофану, которому близок по родству и приходишься внуком [2]. Ты достаточно возвеличил его своими достоинствами и сам в свою очередь получил от него толику славы.

Феофан завершил повествование царствованием куропалата Михаила и понесенным им из-за предательства поражением от болгар и только упомянул о поражении Льва, не поведав читателю, ни откуда он был родом, ни как воспитывался. Мы же, как бы добавляя к голове прочие члены, представляем свою историю не полузаконченной, но полной и передаем ее для потомков и следующих поколений, для тех, кто отверг легкомысленную жизнь, и пусть она будет им не в ущерб, а в прибыль (если, конечно, хорошо и согласно с безопасностью узнавать о жизни как добрых, так и дурных).

1. Отечеством же упомянутого Льва была Армения, а вот род свой он вел с одной стороны от ассирийцев, а с другой – от армян, тех, что в преступном и нечестивом замысле пролили кровь своих родителей, были осуждены на изгнание и, живя беглецами в нищете, выродили этого зверя [1]. Только Лев достиг юношеского возраста, как сменил отечество на селение Пидру, расположенное в феме Анатолик. Там он возмужал и был сопричислен к самым воинственным и кровожадным и обрел славу храбреца. Бразды и правления держал тогда Никифор (тот, кто доставил трофей болгарам [2]), он-то и отправил единовластным стратигом Вардана по прозвищу Турок и ввиду его воинской храбрости и прочих выдающихся достоинств доверил ему заботу и попечение над пятью восточными фемами [3]. Вардан же, стремясь одолеть врагов и каждодневно мечтая о царской власти, включил в число слуг того самого Льва, о котором говорится, ибо он и видом был устрашающ, и ростом огромен, а речью казался изыскан. То ли незадолго до этого, то ли немного позже он сделал то же самое с Михаилом Травлом и Фомой с озера Газура, людьми низкими и скромными, только что ставшими известными воинским начальникам [4].

2. Они оба были преданы Вардану и возлагали на него все свои земные надежды. А тот, мечтая о царской власти, поведал о своем намерении и желании одному мужу, монашествующему и проживающему в Филомилии, и просил возносить Богу просительные молитвы, дабы направил его шаги и даровал царскую власть [5]. Но выслушав такое, монах сразу же: «Не замахивайся на такое дело, Вардан, ничего из него не выйдет, кроме загубленного имущества, вырванных глаз и всякого несчастия, и если хочешь слушаться совета, отступись как можно скорее и, раз так обстоят дела, не помышляй о власти». При этих словах Вардан исполнился печалью и мраком и покинул хижину, полный горячи отчаяния. Но увидев, как упомянутые выше мужи – Лев, Михаил и Фома подводят своему [8]хозяину коня, монах велел стратигу вернуться, и тот в мгновение ока вернулся рассчитывая услышать нечто новое и неожиданное. Но монах вновь попросил Вардана оставить опасные планы и не менять на беды в будущем благополучие в настоящем. А про тех людей вещей речью утверждал и свидетельствовал, что первый и второй, а не ты, овладеют столь желанной тебе царской властью, а третий сподобится лишь провозглашений и славословий, а больше не преуспеет и только погубит свою душу [6]. Слова монаха уязвили Вардана в самую душу, краска хлынула ему в лицо, и он, ругая и понося монаха, направился домой, а тем людям передал касающиеся их пророчества, причем сопроводил свой рассказ громким хохотом.

3. Вардан не обратил никакого внимания на речи монаха, собрал против царя Никифора большой отряд, подчинил своему приказу четыре фемы (за исключением Армениака, который ему не повиновался) и 19 июля одиннадцатого индикта начал восстание [7]. Обремененные тяжестью налогов подданные ненавидели тогда Никифора, и это стало поводом и основанием для восстания [8]. Но была тому и другая причина. Когда в жестокой войне с агарянами [9]была взята большая добыча, Вардан справедливо разделил ее и сделал это не по чинам и личностям, а в зависимости от боевых заслуг, потому-то воины и сочли его достойным царской власти. Провозглашенный царем гласом народным, удостоенный народом многих других почестей и наград (например, в его честь построили и возвели храм), Вардан отправился к Никомидии. Но не малое и не слабое войско вывел против него царь Никифор, толпой своих воинов он заставил мятежника отчаяться в успехе и принудил первым просить о снисхождении. А дело, кроме того, и в том, что и Лев и Михаил еще раньше перебежали к царю (первый получил в награду должность начальника федератов, царский дом Зинона и Дагисфей, другой – должность комискорта и дворец Кариан [10]), чем вселили в Вардана сомнения в своих силах. Поэтому он попросил у царя снисхождения себе и своему войску и повернул в Малагину [11]. Там он получил ручательства неприкосновенности и золотой крестик, который носил Никифор и который был послан ему в знак безопасности и доверия, и ночью в сопровождении одного только Фомы бежал в монастырь Ираклия, где и выразил желание снять красу головы своей [12]. Но предстоятель монастыря этого не допустил, и тогда Вардан мечом, которым был опоясан, сам обрезал себе волосы и, облачившись в нищенское платье, отправился в путь к острову Проту, где находилось его богатое имение.