Елена Прудникова - Берия. Преступления, которых не было

Взяв трубку, я начал объяснять, что Адамович компетентный работник, хорошо знает Польшу. Но Хрущев не стал слушать моих объяснений и оборвал меня. Он был убежден, что Адамович у немцев и его следует немедленно найти или выкрасть. Далее он заявил, что сломает мою карьеру, если я буду продолжать упорствовать, покрывая таких бандитов… В сердцах он швырнул трубку, не дожидаясь моего ответа…

Реакция Берия была сдержанно официальной.

— Через два дня, — отчеканил он, — Адамович должен быть найден — живой или мертвый. Если он жив, его следует тут же доставить в Москву. В случае невыполнения указания члена Политбюро вы будете нести всю ответственность за последствия, с учетом ваших прошлых связей с врагами народа в бывшем руководстве разведорганов…».

Прервемся, чтобы спросить: ну и кто тут хам? Вообще чем дальше знакомишься с деятельностью дражайшего Никиты Сергеевича, тем больше берет сожаление: ведь репрессии подобрали столько партчиновников самого разного ранга — ну почему они промахнулись по Хрущеву?! Может быть, и не сидела бы наша страна в такой глубокой луже, в какой она сидит сейчас, если бы не это трагическое непопадание… Это не преувеличение, и дело не только в хамстве, но об этом впереди. А пока продолжим историю с капитаном Адамовичем, которая дальше развивалась так, что уже и Берия «прорвало»…

«Я вышел из кабинета с тяжелым чувством. Через десять минут мой телефон начал трезвонить, не переставая. Контрразведка, погранвойска, начальники райотде-дов украинского и белорусского НКВД — все требовали фотографии Адамовича. По личному указанию Берия на-чался всесоюзный розыск. Прошло два дня, но на след Адамовича напасть так и не удалось. Я понимал, что мне фозят крупные неприятности. В последний момент, однако, я решил позвонить проживавшей в Москве жене Адамовича. По сведениям, которыми я располагал, в ее поведении не было замечено ничего подозрительного. Как бы между прочим я осведомился, когда она в последний раз разговаривала со своим мужем. К моему удивлению, она поблагодарила меня за этот звонок и сказала, что ее муж два последних дня находится дома — у него сотрясение мозга, и врачи из поликлиники НКВД запретили ему вставать с постели в течение по крайней мере нескольких дней. Я тут же позвонил генералу Новикову, начальнику медслужбы НКВД, и он подтвердил, что все так и есть на самом деле.

Надо ли описывать испытанное мной облегчение? Докладывая Берия, как обычно, в конце дня, я сообщил, что Адамович находится в Москве.

— Под арестом? — спросил Берия.

— Нет, — ответил я и начал объяснять ситуацию. Мы был в кабинете одни. Он грубо оборвал меня, употребляя слова, которых я никак не ожидал от члена Политбюро. Разъяренный, он описывал круги по своему огромному кабинету, выкрикивая ругательства в адрес меня и Адамовича, называя нас болванами, безответственными молокососами, компрометирующими НКВД в глазах партийного руководства (а что — это не так? — Е. П.).

— Почему вы молчите? — уставился он на меня, неожиданно прервав свою тираду.

Я ответил, что у меня страшная головная боль.

— Тогда немедленно, сейчас же, — бросил Берия, — отправляйтесь домой.

Прежде чем уйти, я заполнил ордер на арест Адамовича и зашел к Меркулову, который должен был его подписать. Однако, когда я объяснил ему, в чем дело, он рассмеялся мне в лицо и порвал бумагу на моих глазах. В этот момент головная боль стала совсем невыносимой, и офицер медслужбы отвез меня домой. На следующее утро позвонил секретарь Берия, он был предельно краток и деловит — нарком приказал оставаться дома три дня и лечиться, добавив, что хозяин посылает мне лимоны, полученные из Грузии.

Расследование показало: Адамович, напившись на вокзале в Черновцах, в туалетной комнате ввязался в драку и получил сотрясение мозга. В этом состоянии он сумел сесть на московский поезд, забыв проинформировать Фишера о своем отъезде (а кроме того, еще и потерял фотографии наших агентов у немцев, которые потом, к счастью, нашли на вокзале. — Е. И.) …Дело кончилось тем, что Адамовича уволили из НКВД и назначили сперва заместителем министра иностранных дел Узбекистана, а затем и министром…».

Ну, и как тут обойтись без мата, с такими работничками? Один, напившись и подравшись на вокзале, тихонько сидит дома, даже не думая известить родное ведомство, пока вся страна стоит на ушах, разыскивая его. Другой два дня не догадывается позвонить ему домой… Однако, в отличие от Хрущева, который, разумеется, и не подумал извиниться, Берия, доведя своего подчиненного до мигрени, потом сделал жест, который иначе, как извинение, расценить нельзя. Кстати, что касается фруктов… это вообще для него характерно. У Берия в кабинете на столе стояла ваза с фруктами. Когда он только пришел в НКВД и расследовал то, что наворотил в органах его предшественник, он, отправляя невинно арестованных людей после допроса в камеру (ведь все, что они говорили, предстояло еще проверять и проверять, а им все это время оставаться в тюрьме), давал им с собой фрукты: яблоки, апельсины… И в этот момент сухой и жесткий нарком оборачивался какой-то на удивление трогательной, человечной стороной.

…А вот вторая история, когда Берия вышел из себя, и опять после общения с Хрущевым. Снова рассказывает Павел Судоплатов.

Примерно в то же время, незадолго до войны, Серов завел роман с известной польской оперной певицей Бан-дровска-Турской и объявил, что завербовал ее. Вскоре та с его помощью уехала за границу, в Румынию, и наотрез отказалась встречаться там с нашим резидентом. Сотрудники украинского НКВД тут же написали донос Хрущеву и Берия о том, что Серов заводит любовные истории под видом работы. Того срочно вызвали в Москву.

«Мне довелось быть в кабинете Берия в тот момент, когда он предложил Серову объяснить свои действия и ответить на обвинения в его адрес, — пишет Судоплатов. — Серов сказал, что на роман с Бандровска-Турс-кой он получил разрешение от самого Хрущева, и это было вызвано оперативными требованиями. Берия разрешил ему позвонить из своего кабинета Хрущеву, но как только тот услышал, откуда Серов звонит, он тут же начал ругаться:

— Ты, сукин сын, — кричал он в трубку, — захотел втянуть меня в свои любовные делишки, чтобы отма-заться? Передай трубку товарищу Берия!

Мне было слышно, как Хрущев обратился к Берия со словами:

— Лаврентий Павлович! Делайте все, что хотите, с этим желторотым птенцом, только что выпорхнувшим из военной академии. У него нет никакого опыта в серьезных делах. Если сочтете возможным, оставляйте его на прежней работе. Нет — наказывайте как положено. Только не впутывайте меня в это дело и в ваши игры с украинскими эмигрантами.