Борис Шапошников - Мозг армии. Том 1

Мы скорее склоняемся к трактовке вопроса П. П. Лебедевым, но с более решительной постановкой его определения характера будущей войны. Без «парламента ведомств» не обойтись ныне и, во всяком случае, ни генеральный штаб», ни «доверенные агенты» не смогут его заменить и быть цементом всей подготовки страны к обороне. Цементирование ее может и должно быть производимо высшим советом государственной обороны и никаким иным органом.

Выше мы развертывали перед читателем попытки генерального штаба связать внутреннюю политику в целях обороны страны и показали, что из этого выходило.

Мы также слышали современные истины Людендорфа, Краусса и других модернизованных генералов о громадном влиянии внутренней политики и экономики на войну. Все ныне изрекают «поражающие ум» истины, между тем, коллективный труд «Будущая война», вышедший в 1898 году под вывеской Блиоха, предостерегал, что «будущая война, по всем вероятиям, прекратится не вследствие того, что большее или меньшее число крупных побед над армиями будет одержано одной из сторон, но по причине разложения военного аппарата, вследствие именно влияний экономических и социалистических».

Но для того, чтобы дойти до таких выводов, генеральный штаб должен был бы перестать быть тем, чем он был – замкнутым и кастовым военным органом.

На такое превращение генеральный штаб был неспособен, да никто и не стремился его перевоспитывать.

Когда же государством в войне стал править «сошедший с ума кадет» из рядов образцового генерального штаба, то плоды такого правления пожинает ныне Германия с различными военными оккупациями, планами Дауэса, Локарно… и еще неизвестными грядущими проектами «восстановления» германской республики капиталистическими руками, приводящими в ужас даже «самого» Людендорфа.

Война с незапамятных времен сочеталась с хозяйственной стороной жизни человечества. Однако, до мировой войны влияние экономики на войну, если и признавалось, то не в такой мере, как это было выявлено в действительности и что мы ныне считаем неопровержимым.

В наши дни произошел резкий перелом в понимании современной войны и роли в ней экономики, которой уже отводится одно из главных мест в ряде факторов, влияющих на войну. Однако, окончательно сказать, что характер войны определяется известной ступенью производства – на это военные писатели наших дней круто свернуть не могут.

Хотя, по справедливости, мы должны отметить, что А. Свечин в своей «Стратегии» говорит: «экономические цели войны подчиняют себе усилия на всех фронтах борьбы, представляемых войной». Отсюда недалеко и до определения характера войны состоянием экономики. Действительно, в другом мосте А. Свечин уже с большей определенностью заявляет, что «экономика сумеет подчинить себе характер военных действий и наложить на них свою печать». Мы вполне присоединяемся к этому и решительно заявляем, что в наши дни, как и ранее, экономика будет накладывать «свою печать» на войну, определяя ее характер.

В предыдущей главе показано, что характер войны определяется внутренней политикой и там же упомянуто, что последняя есть не что иное, как «надстройка» экономики, что «каждой ступени в развитии производительных сил, по словам Плеханова, соответствует своя система вооружения, своя военная тактика, своя дипломатия, свое международное право».

На опыте Великой Французской Революции, которая, по мнению военных историков наших дней, своим политическим характером определила особую эпоху военного искусства времен революции и Наполеона, Энгельс в 40 годах XIX столетия революционизирующую силу этой эпохи видел не в чем ином, как в «экономической силе», заявляя, что «предпосылкой наполеоновского ведения войны были выросшие производительные силы… и социальная и политическая эмансипация буржуазии и мелкого крестьянства».

«Война есть проявление насилия с целью исполнить нашу волю», поучает Клаузевиц. Объясняя что такое насилие, Энгельс в «Анти-Дюринге» говорит: «Самому младенческому аксиоматику должно быть понятно, что насилие не есть просто волевой акт, но требует весьма реальных предпосылок для своего совершения, а именно, некоторых орудий, что эти орудия должны быть произведены, что производитель более совершенных орудий насилия, или попросту оружия, побеждает производителя более несовершенного оружия; и что, таким образом, победа основывается на производстве оружия, а последнее в свою очередь на производстве вообще, следовательно, на «экономической силе», на «экономическом положении», на материальных средствах, которыми может располагать сила».

«В самом деле, – говорит Энгельс, – поставим вопрос, что является «первичным» в самом насилии?» – и отвечает: «экономическая мощь, возможность распоряжаться силами современной промышленности».

«Сила в настоящее время, – по словам Энгельса, это – армия и военный флот, а то и другое стоит «чертовски много денег», как все мы знаем, к нашему несчастью. Но сила сама по себе не в состоянии производить денег и в лучшем случае может лить способствовать присвоению уже произведенных ценностей; деньги же, в свою очередь, тоже приносят мало пользы, как мы опять-таки, к нашему несчастью, знаем по опыту с французскими миллиардами. Следовательно, деньги должны быть, в конце концов, добыты посредством экономического производства; значит, и сила опять-таки определяется экономическим положением, доставляющим ей средства для вооружения и поддержания орудий борьбы. Но это не все. Ничто так не зависит от экономических условии, как армия и флот. Вооружение, состав, организация, тактика и стратегии прежде всею зависят от достигнутой в данный момент ступени развития производства и путей сообщения. (Курсив наш; Б. Ш.).