Александр Солженицын - Двести лет вместе. Часть первая. В дореволюционной России

Вослед изданию «Правил» потекли запросы с мест и в ответ им – сенатские разъяснения. Из них следовало, например: что «разъезды по сельским местностям, временные остановки и даже временное в них пребывание лиц, не имеющих право на постоянное пребывание, законом 3 мая 1882 г. не воспрещаются»; что «воспрещена аренда одних лишь земель и земельных угодий, аренда же всех прочих недвижимых имуществ, как то винокуренных заводов, оброчных статей, зданий для торговли и промыслов и квартир для жилья, не воспрещается»; также «Сенат признал дозволенным засвидетельствование лесорубочных договоров с евреями, хотя бы для вырубки леса назначался продолжительный срок и хотя бы покупщику леса предоставлено было пользование подлесной землёй»; и наконец, что нарушения закона 3 мая не подлежат уголовному преследованию [ 699].

Разъяснения Сената нужно признать смягчительными, во многом и благожелательными, «в 1880-х гг. Сенат боролся с… произвольным толкованием законов» [ 700]. Однако сами эти правила, сам запрет «вновь селиться вне городов и местечек» и вновь «владеть недвижимостью крайне стеснили евреев в отношении винокурения», а «участие евреев в винокурении до издания временных правил 3 мая 1882 г. было весьма значительным» [ 701].

Вот эта мера – ограничить евреев в сельской виноторговле, впервые намеченная ещё в 1804 и даже вот в 1882 осуществлённая лишь крайне частично, – разожгла повсеместное негодование на «исключительную жестокость» «Правил 3 мая». А правительство видело перед собой трудный выбор: расширение винного промысла при крестьянской слабости и углубление крестьянской нужды, или же ограничение свободного роста этого промысла, чтобы только жившие в сёлах евреи оставались, а новые бы не ехали. Его выбор – ограничение – был признан жестокостью.

А – сколько евреев к 1882 году жило в сельских местностях? Мы уже встречались с послереволюционными оценками, при использовании государственных архивов: в деревнях жила одна треть всего еврейского населения «черты», в местечках – тоже треть, 29% в средних городах и 5% в крупных [ 702]. «Правила» – мешали теперь «деревенской» трети возрастать дальше?

Теперь – эти «майские правила» изображаются как решающий и бесповоротный репрессивный рубеж российской истории. Еврейский автор пишет: это был первый толчок к эмиграции! – сперва «внутренней» миграции, потом массовой заокеанской [ 703]. – Первая причина еврейской эмиграции – «игнатьевские “временные правила”, насильственно выбросившие около миллиона евреев из сёл и деревень в города и местечки черты оседлости» [ 704].

Протрём глаза: как же они выбросили, да ещё целый миллион? Они, кажется, только не допустили новых? Нет, нет! – уже подхвачено и покатилось: будто с 1882 евреям не только запретили жить в деревнях повсюду, но и во всех городах, кроме 13 губерний; что их вселяли назад в местечки «черты» – оттого и начался широкий отъезд евреев за границу [ 705].

Остужающе можно было бы вспомнить. Что первую идею о еврейской эмиграции из России в Америку подал съезд Альянса (Всемирного Еврейского Союза) ещё в 1869 – с мыслью, что первые, кто устроятся там, с помощью Альянса и местных евреев, «стали бы… притягательным центром для русских единоверцев» [ 706]. Что «начало эмиграции [евреев из России] относится к середине 19 века, а значительное развитие… приобретает после погромов 1881 г. Но только с середины 90-х гг. эмиграция становится крупным явлением еврейской экономической жизни, принимает массовые размеры» [ 707], – заметим: экономической жизни, а не политической.

Затем, поднимаясь на огляд всемирный: что иммиграция евреев в Соединённые Штаты была в XIX столетии огромным вековым и мировым историческим процессом. Что было три последовательных волны той еврейской эмиграции: сперва испано-португальская, потом немецкая (из Германии и Австро-Венгрии), лишь потом из Восточной Европы и России [ 708]. По причинам, о которых не здесь судить, в XIX веке происходило крупное историческое движение мирового еврейства в Соединённые Штаты, далеко-далеко не только из одной России. В аспекте предолгой еврейской истории трудно переоценить значение этой эмиграции.

А из Российской Империи «поток еврейской эмиграции шёл из всех губерний, входивших в состав черты оседлости, но наибольшее число эмигрантов давали Польша, Литва и Белоруссия» [ 709], значит не с Украины, как раз и испытавшей погромы, – и причина была всё та же: скученность, создающая внутриеврейскую экономическую конкуренцию. – Более того, опираясь на российскую статистику, В. Тельников обращает наше внимание, что в два последние десятилетия века, как раз после погромов 1881-82 годов, переселение евреев из Западного края, где погромов не было, в Юго-Западный, где они были, – численно не уступало, если не превосходило, еврейские отъезды вовне из России [ 710]. И если в 1880 во внутренних губерниях жило, по официальным данным, 34 тысяч евреев, то по переписи 1897 – уже 315 тысяч, в 9 раз больше [ 711].

Погромы 1881-82, конечно, вызвали шок – но даже по всей ли Украине? Например, Слиозберг пишет: «Погромы 1881 г. не разбудили евреев в Полтаве, и вскоре о них позабыли». В 80-е годы в Полтаве «еврейская молодёжь не знала о существовании еврейского вопроса, не чувствовала себя выделенной из русской молодёжи вообще» [ 712]. Погромы 1881-82, при их полной внезапности, могли казаться и бесповторными, а побеждала неизменная экономическая тяга евреев: расселяться гуда, где они живут реже.

Но что несомненно и неоспоримо: с рубежа 1881 года начался решительный отворот передового образованного еврейства от надежд на полное слияние со страной «Россия» и населением России. – Г. Аронсон с поспешностью заключает даже, что «разбил эти иллюзии ассимиляции» «одесский погром 1871 г.» [ 713]. Нет! никак ещё не он. – Но если, например, проследить биографии виднейших русских образованных евреев, то у многих мы заметим, что с рубежа 1881-82 резко изменилось их отношение к России и к возможностям полной ассимиляции. Хотя уже тогда выяснилась и не оспаривалась несомненная стихийность погромной волны и никак не была доказана причастность к ней властей, а напротив – революционных народников, однако не простили этих погромов именно русскому правительству – и уже никогда впредь. И хотя погромы происходили в основном от населения украинского – их не простили и навсегда связали с именем русским.

«Погромы 80-х годов… отрезвили многих [сторонников] ассимиляции» (но не всех, идея ассимиляции ещё оставалась жить). – И вот, иные еврейские публицисты уклонились в другую крайность: вообще невозможно евреям жить среди других народов, всегда будут смотреть как на чужих. И «палестинское движение… стало… “быстро расти”» [ 714].