Сергей Соловьев - История России с древнейших времен. Книга IV. 1584-1613

Мы видели, как Борис был верен мысли Грозного о необходимости приобресть прибалтийские берега Ливонии для беспрепятственного сообщения с Западною Европою, для беспрепятственного принятия от нее плодов гражданственности, для принятия науки, этого могущества, которого именно недоставало Московскому государству, по-видимому, так могущественному. Неудивительно потому встречать известие, что Борис хотел повторить попытку Грозного — вызвать из-за границы ученых людей и основать школы, где бы иностранцы учили русских людей разным языкам. Но духовенство воспротивилось этому; оно говорило, что обширная страна их едина по религии, нравам и языку; будет много языков, встанет смута в земле. Тогда Борис придумал другое средство: уже давно был обычай посылать русских молодых людей в Константинополь учиться там по-гречески; теперь царь хотел сделать то же относительно других стран и языков; выбрали несколько молодых людей и отправили одних в Любек, других в Англию, некоторых во Францию и Австрию учиться. Ганзейские послы, бывшие в Москве в 1603 году, взяли с собой в Любек пять мальчиков, которых они обязались выучить по-латыни, по-немецки и другим языкам, причем беречь накрепко, чтоб они не оставили своей веры и своих обычаев. С английским купцом Джоном Мериком отправлены были в Лондон четверо молодых людей «для науки разных языков и грамотам». Но пока эти молодые люди учились за границею иностранным языкам и грамотам, государство нуждалось в знаниях, искусствах необходимых, и вот Борис отправил известного уже нам Бекмана в Любек для приглашения в царскую службу врачей, рудознатцев, суконников и других мастеров. В наказной памяти Бекману говорилось: «Приехав в Псков, сказать воеводе, чтоб отпустил его тотчас не шумно, чтоб о том иноземцы не узнали. Из Пскова ехать в Любек Лифляндскою землею на Юрьев или на Кесь, или другие какие города, куда ехать лучше и бесстрашнее». Из этих слов ясно видно, что заставляло московских государей добиваться хотя одной гавани на Балтийском море: иначе надобно было действовать тайком, не шумно, надобно было выкрадывать знания с запада. Далее в наказе говорится: «Приехавши в Любек, говорить бурмистрам, ратманам и палатникам, чтоб они прислали к царскому величеству доктора навычного, который был бы навычен всякому докторству и умел лечить всякие немощи. Если откажут, то промышлять в Любеке доктором самому, чтоб непременно доктором в Любеке промыслить. Посланы с ним опасные грамоты суконным мастерам, рудознатцам, которые умеют находить руду золотую и серебряную, часовникам: так ему промышлять накрепко, чтоб мастеровые люди ехали к царскому величеству своим ремеслом послужить, сказывать им государево жалованье и отпуск повольный, что им приехать и отъехать во всем будет повольно безо всякого задержанья».

Борис по характеру своему особенно дорожил медиками, потому что трепетал за свое здоровье и здоровье своего семейства, думал, что враги постоянно умышляют против его жизни и здоровья, следовательно, хотел окружить себя искусными людьми, которые могли бы противодействовать вражьим замыслам. У него было шесть иностранных медиков, которым он давал богатое содержание и подарки, почитал их, как больших князей или бояр, позволил им построить себе большую протестантскую церковь. Относительно медицинских понятий века сохранился любопытный разговор печатника Василья Щелкалова с приехавшим из Англии доктором Вильсом. Щелкалов спрашивал доктора: «Сказываешься ты доктор, а грамота у тебя Елисавет королевнина докторская и книги докторские и лечебные и зелье с тобою есть ли? И как немочи знаешь? И по чему у человека какую немочь познаешь?» Доктор отвечал: «Которые книги были со мною повезены из Английской земли для докторства, и я те книги все оставил в Любеке для проезда, сказывался в дороге торговым человеком для того, чтоб меня пропустили, а зелья не взял для проезду же, потому что нас, докторов, в Москву нигде не пропускают». Щелкалов спросил: «По чему же тебе у человека без книги какую немочь можно познать — по водам ли или по жилам?» Доктор отвечал: «Немочь в человеке всякую можно и без книг разумом знать по водам; а если будет в человеке тяжкая болезнь, то ее и по жилам можно познать: лечебная книга со мною есть, а старая книга у меня в голове».

Печатание книг продолжал при Годунове старый типографщик времен Грозного Андроник Тимофеев Невежа, а потом сын его, Иван Андроников Невежин. Последний в послесловии к Цветной триоди распространяется в похвалах Борису и, между прочим, говорит: «И о сем богодухновенных писаний трудолюбственном деле тщание велие имел и с прилежным усердием слова истины исправляя, делателей же преславного сего печатного дела преизобилне своими царскими уроки повсегда удоволяя, и дом превелик устроити повеле: в нем же трудолюбному сему книжного писания печатному делу совершатися».

Ясно высказанная правительством необходимость сближения с иностранцами для заимствования у них знаний, ясно высказанное, следовательно, убеждение в превосходстве иностранцев, у которых должно учиться, умножение числа этих иностранцев в войске, появление их в сословии торговом, почесть, которую оказывал им царь, державший медиков своих, как князей или бояр, — все это не могло не породить в некоторых русских людях желания подражать иностранцам и начать это подражание, по известному закону, со внешнего вида. Современники Борисова царствования, и свои и чужие, согласно говорят о пристрастии русских к иноземным обычаям и одеждам, о введении обычая брить бороды, причем выставляется и причина: царь очень любил иностранцев, был их потаковником. Приверженцы старины обратились к патриарху: «Отец святый! — говорили они ему, — зачем ты молчишь, видя все это?» Совесть Иова уязвлялась этими речами, как стрелами, но говорить царю против нововведений у него недоставало духа: «Видя семена лукавствия, сеемые в винограде Христовом, делатель изнемог и только, к господу богу единому взирая, ниву ту недобрую обливал слезами.»

Причины Смуты. — Дело Богдана Бельского. — Доносы. — Опала Романовых. — Отношения царя к другим вельможам. — Навязанная молитва при заздравной чаше. — Голод. — Мор и разбои. — Слухи о самозванце. — Разбор мнений о самозванце. — Похождения Отрепьева. — Обличения ему из Москвы. — Меры царя и патриарха против самозванца. — Вступление Лжедимитрия в московские пределы. — Сдача Путивля. — Битва под Новгородом Северским. — Битва при Добрыничах. — Недеятельность царских воевод. — Смерть Бориса Годунова. — Присяга царю Феодору Борисовичу. — Отправление воеводы Басманова в войску. — Переход войска к самозванцу. — Возмущение Москвы против царя Феодора. — Свержение патриарха Иова. — Убиение царя Феодора и матери его.