Сергей Соловьев - История России с древнейших времен. Книга IV. 1584-1613

Но города переписывались о присяге Лжедимитрию, когда уже его не было в живых. В то время как он принужден был бежать из-под Москвы в Калугу от Жолкевского, вместе с другими отступил от него к Владиславу и царь касимовский. Потом старый татарин выпросился у гетмана в Калугу повидаться с сыном, который оставался при воре, и обещался привести этого сына с собою. Но как скоро старый царь явился в Калугу, то был утоплен по приказанию Лжедимитрия. Тогда крещеный татарин Петр Урусов, начальник татарской стражи Лжедимитрия, поклялся с товарищами отмстить за смерть царя: 11 декабря они вызвали самозванца за город охотиться за зайцами, убили его и бежали в степи, опустошая все по дороге. Неразлучный спутник самозванца, шут Кошелев, бывший свидетелем смерти своего господина, прискакал с известием о ней в Калугу; Марина, ходившая последние дни беременности, в отчаянии бросилась бегать по городу, крича о мщении, но мстить было некому, убийцы были далеко; в Калуге оставались сотни две татар, козаки бросились на них, гоняли, как зайцев, лучших мурз побили, дворы их разграбили. Заруцкий хотел бежать, но его схватили миром и не пустили; князь Григорий Шаховской просил у мира, чтоб его отпустили в Москву с повинною, ему не поверили, не отпустили, и когда Марина родила сына Ивана, то его провозгласили царевичем. Но при всеобщей Смуте новорожденный ребенок был плохой вождь, и калужане должны были исполнить требование московского правительства и целовать крест Владиславу: сначала, впрочем, они отвечали, что присягнут тогда, когда королевич будет в Москве и примет православную веру, но потом безусловно приняли к себе князя Юрия Трубецкого и целовали крест всем городом.

Движение в Москве против поляков вследствие смерти самозванца. — Восстание Ляпунова. — Переписка городов. — Первое ополчение против поляков; причины его неуспеха. — Переговоры великих послов с панами под Смоленском. — Сожжение Москвы. — Русское ополчение осаждает в ней поляков. — Отсылка великих послов в глубь польских владений. — Взятие Смоленска. — Василий Шуйский с братьями в Варшаве. — Троеначальники в ополчении под Москвою. — Смерть Ляпунова. — Новгород Великий взят шведами. — Продолжение борьбы лучших людей с меньшими в Пскове. — Безнарядье у поляков в Москве и в русском стане под Москвою. — Призывные грамоты из Троицкого монастыря. — Архимандрит Дионисий. — Признаки народного очищения. — Деятельность Минина в Нижнем Новгороде. — Князь Пожарский. — Второе ополчение для освобождения Москвы. — Остановка ополчения в Ярославле. — Сношения его с Новгородом Великим. — Поход ополчения к Москве. — Отношение его к казакам. — Битва с поляками. — Очищение Москвы. — Поход короля Сигизмунда к Москве. — Его возвращение. — Избрание царя Михаила Федоровича Романова.

Смерть вора была вторым поворотным событием в истории Смутного времени, считая первым вступление Сигизмунда в пределы Московского государства. Теперь, по смерти самозванца, у короля и московских приверженцев его не было более предлога требовать дальнейшего движения Сигизмундова в русские области, не было более предлога стоять под Смоленском; лучшие люди, которые согласились признать царем Владислава из страха покориться козацкому царю, теперь освобождались от этого страха и могли действовать свободнее против поляков. Как только на Москве узнали, что вор убит, то, по словам современного известия, русские люди обрадовались и стали друг с другом говорить, как бы всей земле, всем людям соединиться и стать против литовских людей, чтоб они из земли Московской вышли все до одного, на чем крест целовали. Салтыков и Андронов писали к Сигизмунду, что патриарх призывает к себе всяких людей явно и говорит: если королевич не крестится в христианскую веру и все литовские люди не выйдут из Московской земли, то королевич нам не государь; такие же слова патриарх и в грамотах писал во многие города, а москвичи посадские всякие люди, лучшие и мелкие, все принялись и хотят стоять. Но и тут при всеобщей готовности стоять против поляков первый двинулся Ляпунов. До смерти вора Прокофий был верен Владиславу: так, в октябре он взял Пронск у самозванца на имя королевича; но в январе 1611 года московские бояре писали к Сигизмунду о восстании Ляпунова в Рязани, о том, что Заруцкий действует вместе с ним и отправился с козаками своими в Тулу; бояре требовали от короля, чтоб он схватил находящегося у него под Смоленском Захара Ляпунова, который сносится с братом.

Опять города стали переписываться друг с другом, но теперь грамоты их уже другого рода: прежде уговаривали они друг друга подождать, не спешить присягою тому, кто называется Димитрием, ибо приверженцы его грабительствуют в городах присягнувших, но теперь затронуто было начало высшее: города увещевают друг друга стать за веру православную, вооружиться на поляков, грозящих ей гибелью. Первые подали голос жители волостей смоленских, занятых, опустошенных поляками; они написали грамоту к братьям своим, к остальным жителям Московского государства, но это братство в их глазах не народное, не государственное, а религиозное: «Мы братья и сродники, потому что от св. купели св. крещением породились». Смольняне пишут, что они покорились полякам, дабы не отбыть православного христианства и не подвергнуться конечной гибели, и, несмотря на то, подвергаются ей: вера поругана и церкви божии разорены. «Где наши головы? — пишут смольняне. — Где жены и дети, братья, родственники и друзья? Кто из нас ходил в Литву и Польшу выкупать своих матерей, жен и детей, и те свои головы потеряли; собран был Христовым именем окуп, и то все разграблено! Если кто хочет из вас помереть христианами, да начнут великое дело душами своими и головами, чтобы быть всем христианам в соединении. Неужели вы думаете жить в мире и покое? Мы не противились, животы свои все принесли — и все погибли, в вечную работу латинству пошли. Если не будете теперь в соединении, обще со всею землею, то горько будете плакать и рыдать неутешным вечным плачем: переменена будет христианская вера в латинство, и разорятся божественные церкви со всею лепотою, и убиен будет лютою смертию род ваш христианский, поработят и осквернят и разведут в полон матерей, жен и детей ваших». Смольняне пишут также, что нечего надеяться иметь когда-либо царем Владислава, ибо на сейме положено: «Вывесть лучших людей, опустошить все земли, владеть всею землею Московскою».

Москвичи, получив эту грамоту, разослали ее в разные города с приложением собственной увещательной грамоты, в которой писали: «Пишем мы к вам, православным христианам, всем народам Московского государства, господам братьям своим, православным христианам. Пишут к нам братья наши, как нам всем православным христианам остальным не погибнуть от врагов православного христианства, литовских людей. Для бога, судьи живым и мертвым, не презрите бедного и слезного нашего рыдания, будьте с нами заодно против врагов наших и ваших общих; вспомните одно: только в корню основание крепко будет, то и дерево неподвижно; если же корня не будет, то к чему прилепиться?» Этими словами москвичи хотят показать значение Москвы, корня государственного, но и они, верные господствующему интересу времени, спешат выставить значение Москвы с религиозной точки зрения: «Здесь образ божией матери, вечной заступницы христианской, который евангелист Лука написал; здесь великие светильники и хранители — Петр, Алексий, Иона чудотворцы, или вам, православным христианам, все это нипочем? Писали нам истину братья наши, и теперь мы сами видим вере христианской перемену в латинство и церквам божиим разорение; о своих же головах что и писать вам много? А у нас святейший Гермоген патриарх прям, как сам пастырь, душу свою за веру христианскую полагает неизменно, и ему все христиане православные последуют, только неявственно стоят».