Элий Спартиан - Авторы жизнеописаний Августов

XXXI. (1) Не столь достойным делом было бы описать также жизнь Витрувии или Виктории [143], если бы нравы и жизнь Галлиена не были причиною того, что даже женщины стали считаться достойными памяти. (2) Когда Виктория увидела, что ее сын и внук убиты воинами, что умерщвлены Постум, затем Лоллиан, а также Марий, которого сами воины нарекли государем, она убедила Тетрика, о котором сказано выше, взять на себя императорскую власть, – она всегда осмеливалась на чисто мужские дела. Кроме того, она носила особый титул, называя себя матерью лагерей [144]. (3) Были начеканены ее медные, золотые и серебряные деньги, монеты такой формы еще и теперь сохранились у треверов. (4) Жила она не очень долго: в правление Тетрика, она, по словам многих, была убита, или, как утверждают другие, умерла в силу неизбежного рока [145]. (5) Вот что мне казались нужным сказать о тридцати тиранах. Всех их я собрал в один том, для того чтобы подробный рассказ о каждом из них не породил ненужную и невыносимую для читателя скуку. (6) Теперь я перехожу к государю Клавдию. Мне кажется, о нем мне следует выпустить особый, хотя и небольшой, том ввиду важности его жизни и добавить жизнеописание его брата, человека исключительного [146], так, чтобы об этой столь безупречной и столь знатной фамилии было, по крайней мере, рассказано кое-что. (7) Я умышленно поместил здесь рассказ о женщинах в насмешку над Галлиеном – ведь ничего более чудовищного, чем он, Римскому государству испытывать не приходилось. Теперь я намерен добавить еще двоих тиранов, как бы сверх имеющегося числа, так как они принадлежали другому времени, один из них был во время Максимина [147], другой – Клавдия [148], чтобы в этом томе заключались жизнеописания тридцати тиранов. (8) Прошу тебя, который получил уже законченную книжку, не посетуй и благосклонно прибавь к твоему тому этих двоих, которых я решил было присоединить после Клавдия и Аврелиана к тем, которые были между Тацитом и Диоклетианом, подобно тому как я поступил в этом томе с Валентом прежним. (9) Но мою ошибку исправило твое точное знание и память об исторических событиях. (10) Я чувствую признательность за то, что твоя мудрость милостиво дополнила число и оправдала заглавие моей книги. Никто в храме Мира [149]не скажет, что я поместил в число тиранов также и женщин, то есть тиранок или тиранид, как они со смехом и шутками обычно выражаются, говоря обо мне. (11) Перед ними точное число, заимствованное из тайников истории и включенное в мое произведение. (12) Ведь Тит и Цензорин... из которых один, как я сказал, был при Максимине, другой – при Клавдии; оба они были умерщвлены теми же воинами, которые облекли их в порфиру.

XXXII. (1) Как указывает Дексипп [150], о чем не умалчивает и Геродиан [151], а также все писавшие об этом для сведения потомков [152], – Тит, трибун мавров [153], которому Максимин дал отставку, боясь, как они говорят, насильственной смерти, а согласно утверждению многих, против своей воли под давлением со стороны воинов, принял императорское звание и спустя немного дней после кары за отпадение, подготовленное консуляром Магном, был умерщвлен своими же воинами [154]. Императором он был, как говорят, шесть месяцев. (2) Он принадлежит к числу тех, кто за свою домашнюю и общественную жизнь больше всех заслуживает похвалы с государственной точки зрения, но как император он не имел счастья. (3) Другие говорят, что его сделали государем армянские стрелки, которых Максимин ненавидел и оскорблял как приверженцев Александра [155]. (4) И не удивительно, что существует такое разнообразие мнений о человеке, самое имя которого едва известно. (5) Женой его была Кальпурния [156], безупречная и почтенная женщина из рода Цезонинов, то есть Пизонов [157], которую наши предки почитали в числе самых святых женщин, как единомужнюю жрицу; статую ее, золоченую, с мраморными конечностями [158], мы еще видели в храме Венеры. (6) Говорят, она владела жемчужинами, принадлежавшими Клеопатре [159], владела серебряным, упоминаемым у многих поэтов, подносом, весом в сто фунтов, на котором была изображена история ее предков. (7) По-видимому, я зашел дальше, чем того требовало дело. Но что поделаешь? Знание, поддержанное природной склонностью, становится многословным. (8) Поэтому я перейду к Цензорину, человеку знатного рода, который, как говорят, не столько на благо государства, сколько к несчастью для него, был императором в течение семи дней.

XXXIII. (1) Человек в полном смысле слова военный, а в курии издавна пользовавшийся значением: дважды консул [161], дважды префект претория, трижды префект Рима [162], в четвертый раз проконсул, в третий – консуляр, во второй раз – легат, бывший претор, в четвертый – бывший эдил [163], в третий – бывший квестор, в чрезвычайном порядке отправленный послом в Персию, а также к сарматам. (2) После всех этих почестей, будучи уже стариком и хромая на одну ногу вследствие ранения, полученного им на войне с персами во времена Валериана, он проживал в своем имении. Его объявили императором, и шутники в насмешку назвали его Клавдием. (3) Он держал себя очень сурово и стал невыносим для воинов вследствие своей требовательности в смысле дисциплины, а потому и был умерщвлен теми же людьми, которые сделали его императором. (4) Близ Бононии имеется его могила, на ней крупными буквами вырезан перечень его почетных должностей. (5) В последней строке приписано: «Счастливый во всем, он был несчастнейшим императором». Род его до сих пор существует, и в нем часто встречается имя Цензорина; часть его потомков из ненависти к римским порядкам удалилась во Фракию, часть – в Вифинию [164]. (6) Существует и прекраснейший дом [165], соединенный с владениями рода Флавиев; этот дом, говорят, некогда принадлежал императору Титу. (7) Перед тобой полное число тридцати тиранов. По этому поводу ты делал мне упреки, хотя и совместно с недоброжелательными людьми, но доброжелательно. (8) Теперь дай любому человеку эту книжечку, отличающуюся в большей степени достоверностью, нежели красноречивостью. Да, я, кажется, обещал не красноречие, а дельные сообщения; ведь эти выпущенные мною книжки о жизни государей я не пишу, а диктую и диктую с такой поспешностью, какую, исполняя свои обещания и твои просьбы, сам себе предписываю, так что у меня нет даже возможности перевести дух.

I. (1) Мы дошли до государя Клавдия, чью жизнь мы, учитывая желание Констанция Цезаря, должны тщательно описать. Отказаться писать о нем я не мог уже потому, что о других, скороспелых, императорах и царьках я написал в выпущенной мною книге о тридцати тиранах, в которой содержится сейчас упоминание о потомках Клеопатры [1]и Виктории [2], (2) – раз уж дело дошло до того, что сравнение с Галлиеном привело к необходимости дать даже жизнеописания женщин [3]. (3) И непозволительно было бы умолчать о том государе, который оставил такое многочисленное потомство, который доблестно окончил войну с готами [4], который как победитель уврачевал общественные бедствия [5], который на благо человеческому роду, хотя и не по собственному почину [6], но сам как будущий император удалил от кормила государственного правления чудовищного императора Галлиена; если бы он мог дольше пробыть в этом государстве, то вернул бы нам благодаря своим доблестям, своей рассудительности, своей предусмотрительности Сципионов, Камиллов и всех прочих древних героев.