Сергей Бородин - Хромой Тимур (Звезды над Самаркандом - 1)

- Нет. Не мое дело. На караван не замахивался. Я за то берусь, что мне по плечу, тем и кормлюсь.

- А если б другой корм нашелся?

- Я не прочь. Была б жизнь полегче.

- Сам откуда?

- С гор. Матчу знаешь?

- Оттуда?

- С нее.

Тимур спросил стража:

- На нем какое оружие было?

- Ничего не захватили. Нож для дынь, небольшой.

- Где он у него был?

- В чехле на поясе.

- Злодеи днем оружия снаружи не носят. Днем оружие прятать надо. Если нож днем был на виду - это не оружие, - сказал Тимур и снова спросил у горца: - Давно воруешь?

- С тех пор как из дому ушел.

- А дома?

Неожиданно для Тимура узник засмеялся. Вопрос показался горцу наивным, а может быть, и глупым.

- Что ж украдешь у нас в Матче? Камень? Или дерево? Там на семью одно дерево шелковичное есть, ягоды сбирают, сушат, толкут, муку водой размочат, тем и питаются. А то и сухую муку жуют. А больше ничего нет. Камень! Кругом камень. У кого два дерева на семью, те богаче живут, а и у тех украсть нечего.

- Как зовут?

- Деревню?

- Тебя.

- Пулат-Шо.

Тимур приказал стражу:

- Пусти его. Пускай убирается.

И велел ввести следующего.

Тимур заметил, как темен этот представший перед ним человек. Так смугло было его лицо, что его смуглота казалась синеватой. Синей чернью отливали его длинные волосы, его борода; черны были и его губы. И одежда его - халат и штаны - тоже была черной, из черной шерсти. Но халат свой он надел прямо на голое тело.

- Где твоя рубаха?

- Сопрела по дороге, господин.

- Далеко шел?

- Из-под Дамаска.

- Араб?

- Перс.

- Зачем шел?

- Работать.

- Кем?

- Бумагу делать.

- Куда шел?

- В Самарканд.

- Здесь сами бумагу делают.

- Не так. Я по-новому умею. Быстрее, тоньше. Не столь шерстит.

- Шерстит? - не понял Тимур.

- Моя глаже.

- А!.. Ну, ну. А караван встречал?

- Много караванов.

- Где?

- По всей дороге.

- А под Курганом?

- В Кургане я ночевал. Я за эту дорогу сто раз ночевал, господин, но здесь все спрашивают меня про караван в Кургане. Я говорил-говорил. И опять одно и то же: "Курган - караван, караван - Курган". Пока я спал в Кургане, караванов не видел и не слышал. Когда проснулся, в деревне стоял ограбленный караван, да я его не видел, к нему стражи никого не подпускали. Грозные стражи, господин. Но я разумею так: стражам надлежит никого не допускать к каравану до ограбления, а если он уже ограблен, поздно его охранять!

И, сказав это, перс сверкнул двумя полумесяцами ярко-белых зрачков. Улыбнулся ли он глазами, в гневе ли так взглянул, Тимур не успел понять: в лице узника снова все стало темным.

- Как ты зашел к нам?

- Через Аму, господин. На переправе всех пускают в эту страну и никого не выпускают отсюда. Если узнают, что идет сюда купец или ремесленник, сразу пускают.

- Да, - подтвердил Тимур, - такой указ был. Чтобы богатела людьми наша страна. Чтобы не оскудевала, - не выпускают.

- А когда я пошел, вдруг меня схватили. Зачем было пускать, если здесь нельзя ходить?

- Можно ходить. А грабить нельзя!

- Тогда надо грабителей хватать.

- Ты вздумал нас учить?

- Охотно, господин. У вас хорошо делают бумагу. А моя лучше. Сам хочу делать и учить могу.

- Посмотрим, что ты за мастер! - решил Тимур и велел отвести перса в дворцовые мастерские, где уже много лет толкли в деревянных ступах, разливали на ситах, сушили, проклеивали славную самаркандскую бумагу из шелковых отходов.

Туда повели черного перса.

Из полутьмы темницы в полутьму мастерской, из неволи в рабство, откуда уже не было иного исхода, кроме конечного, одного - в полную тьму могилы.

К повелителю на допрос ввели следующего узника.

И снова Тимур спрашивал, торопясь допытаться до истины, кто ограбил караван в Кургане.

Он не мог уйти из Самарканда, не разведав, велика ли была шайка, пограбившая караван. Надо было успокоиться, прежде чем уйти. А идти было пора.

И снова, и снова, то спрашивая, то пытая, он ставил перед собой людей, схваченных на больших караванных дорогах, и всех тех, кто попался воинам на пути из Кургана.

Но сколько ни спускался он к узникам в темницу, не было ни одного сознавшегося в ограблении верблюдов Геворка Пушка.

И понемногу Тимур успокоился: если б была там большая или крепкая ватага грабителей, кто-нибудь выдал бы ее.

Тимур говорил царевичу:

- Караван ограбили дерзкие грабители. Дерзкие, но только грабители. Награбились, теперь успокоились, пока награбленного не проедят. Опасен тот грабитель, который грабит ради грабежа, а не ради утробы. Там были дерзкие грабители и беспечная охрана. Ты тут займись, Мухаммед, - суров будь с той охраной, а караванщиков остереги на будущее время, чтоб брали надежную охрану.

- Из той охраны воины до того оробели, что разбежались. Я велел сыскать их. Да их нигде нет!

- Сыщи. А попадутся, накажи; на удивленье накажи! А я пойду. Мне пора. Ты тут смотри!..

- Я смотрю, дедушка!

- И кто б ни был - выйдет из-под рук, хватай! Понял? И никакой жалости! Но с толком!

И так, разговаривая, опять поднимались они крутыми ступенями, по узкому горлу винтовой каменной лестницы, наверх во дворец.

* * *

Мухаммед-Султан послал за Аяром.

Пока по двору искали гонца, Мухаммед смотрел с высокой террасы на дорогу в город.

Вдали, мимо дворца, по большой дороге от Игольниковых ворот в город везли на арбах, в мешках и в корзинах, вьюками на ослах, в глубоких плетенках и на лошадях в переметных сумах обильные урожаи пригородных садов, бахчей, огородов.

На десятки верст вокруг Самарканда доспевал виноград в бесчисленных виноградниках, - где на высоких перекладинах, свесив над дорожками тяжелые гроздья, а где - на тонких, упругих дугах, а ближе к горам - расстеленный по земле.

С высоких опор свисали длинные ветви, отяжеленные плодами. Пахло в садах яблоками и айвой, сухим запахом груш. Только синие сливы почти не пахли, подернутые голубым загаром.

На бахчах поспели дыни. Их женственное благоуханье в эти дни наполняло базары. Дынями пахло на городских улицах, в глиняных переулках, во дворах и в комнатах.

Мухаммед-Султан смотрел вниз с террасы, как мирная жизнь струилась мимо.

Крестьяне везли на базар свои урожаи. Дыни высовывались из мешков и корзин: то длинные, полосатые; то круглые, желтые; то гладкие, пятнистые, крапчатые; то ребристые мутно-зеленые; то голубоватые, зимние, с шершавой кожурой, которые всю зиму висят под кровлями в камышовых сетках, - чем дольше висят, тем слаще становятся. И у каждой - свой неповторимый вкус и запах. Пахнут дыни миндалем и ванилью, мятой или хвоей.

За двадцать семь лет своей жизни Мухаммед-Султан проехал много дорог, крепко сидя в седле. Много стран проехал, городов и садов, деревень, степей, гор... И там, куда прибывал, начинались битвы или иные воинские дела: укрепление городов, сборы войск, наказание непокорных. Мирный труд земледельца он считал почти забавой, недостойной мужественных людей: человек должен быть воином, ибо чем больше воинских доблестей в человеке, тем почтеннее человек и тем крепче его власть.