Сергей Бородин - Костры похода (Звезды над Самаркандом - 2)

- Тебя затем и привели, чтоб ты сказал нам, где они!

- Когда мы отсюда ушли, никто не слыхал, что книги пропали.

- Помоги нам. Поищи среди армян. Найдешь - мы их вам продадим, берите!

- Что ж, я поищу!

- Иди! - отпустил его Тимур.

Но когда кто-то из монахов тоже подвинулся к двери, Тимур сказал Шах-Мелику:

- А этих повесить.

Монах успел ответить:

- Веревками народ не свяжешь.

И тотчас их всех троих поволокли стражи, всегда готовые показать свое рвение и расторопность, если повелитель мог заметить это.

В оконце пробивался узкий луч солнца.

- Распогодилось?

- Едва ли надолго! - усомнился Шах-Мелик.

Вернулся конный отряд, искавший по окрестным деревушкам курдов, отбивших у монахов мешок с книгами. Отряд вернулся с пустыми руками: курдов вокруг много, но либо немощные старики, либо женщины, а остальные находились в войске Тимура либо среди тоурменов Кара-Юсуфа, которые отхлынули куда-то за Багдад. Никаких других курдов не попалось.

День протекал, как все эти дни. Приходили проведчики. Приезжали гонцы. Отсылались гонцы. Являлись соратники совещаться о прокорме войск, о выплате жалованья воинам, о передовых отрядах, посланных в обход городов Баязета, в Эрзинджан, в Кемах, даже в далекий Сивас, поразведать, что там за люди, каково там будет войскам Тимура, когда весной пойдут в те края.

Многие могут сложить головы в таких поездках, но ехали охотно: каждый рассчитывал уцелеть; уцелевший же возвращался с хорошей добычей, ибо являлись они везде невзначай в селения, еще не тронутые нашествием.

К вечеру снова повалил снег. Повалил тяжелыми хлопьями.

Стражи среди двора развели костер, топтались вокруг огня, совали в пламя обмерзлые сапоги. А снег падал в огонь.

Неожиданно к Тимуру вошел Шах-Мелик. В походе у ближних людей было право: если есть спешное дело, входить к повелителю без спросу.

- Что ты?

- Книги нашлись.

- Все?

- Целый мешок.

- Где?

- У нашего купца отняли.

- Он же и стащил?

- Клянется, будто купил. Пайцзу нам сует.

- Откуда он?

- Из Эрзинджана прибыл. Клянется и к вам просится.

- Пусти. Послушаем.

Внесли светильник.

Покашливая, Тимур протянул руки к жаровне и задумался.

Из раздумья его вывел Шах-Мелик; ему, видно, надоело ждать, и он, обойдя жаровню, появился, хотя и поодаль, но перед глазами повелителя:

- Привели.

Не отнимая рук от жаровни, Тимур круто обернулся к двери. В двери он увидел памятную серую чалму над сереньким халатом.

В удивлении Тимур забыл о жаровне:

- Ты?

- Истинно, великий государь.

Тимур встал, и Шах-Мелик догадался, что повелителю угодно остаться наедине с купцом, ибо пошел купцу навстречу, дабы разговаривать тихо, не для праздных ушей.

- Прибыл?

- Деньги в товаре, великий государь.

- Что за товар? Оттуда?

- Здешний, армянские книги. На них цена велика.

- Оттуда сюда вез?

- Здесь взято. А сбыть еще не успел. Не дали: выхватили из рук, словно бы я их не купил. А где ж бы я их взял?

- Подослал людей и выкрал у нас?

- Великий государь!..

- Ну?

- Здесь купил. Туда повезу, там цену дают. Можно бы и еще, от вас бы... попадаются же в походе. Вот их тоже заодно... Туда же.

- Цену и здесь дают.

Вдруг, дернув головой, как бывало, когда находилось внезапное решение, хлопнул в ладоши и возвратившемуся Шах-Мелику велел привести молодого армянина, с беспокойством спросив:

- Его отпустили, да можно догнать?

- Он здесь. Куда пойдет ночью?

- А твои книги? Где?

Повелитель Вселенной повернулся к Мулло Камару.

- Вырвали из рук. У меня теперь ничего нет.

- Где они? - строго спросил Тимур у Шах-Мелика.

- Под охраной.

- Пришли их сюда. И армянина тоже.

Когда Шах-Мелик вышел, Тимур снова спросил своего купца:

- Ну?

- Насмотрелся! В Бурсе считают, якобы никто их там не посмеет тронуть. А у мамлюков в Дамаске тишина: наши войска, мол, до них не достанут, далеко. И в Халебе такие же мысли.

Расспросить Мулло Камара не было времени. Двое воинов, широко расставляя ноги, неуклюже пятясь, втащили тяжелый мешок и опустили перед повелителем.

- После расскажешь. Не мне, так Шах-Мелику. Покажи книги.

За эти дни, от холодов ли, от возни ли с тяжелым мешком, у Мулло Камара разболелась спина, не стало сил гнуться. Чтобы развязать мешок, пришлось сесть на корточки.

Сверху лежала самая ценная, но мнению Мулло Камара, окованная серебряным окладом.

Тимур узнал ее. Это были те самые книги, тот самый мешок, что исчез из здешнего подвала.

- За сколько ты их купил?

- Отдал все, что было.

- Много ли?

- В Дамаске продал все товары. Какую цену назвал, ту и взял.

- За мой караван?

- Своего у меня не было.

- Как же ты столько денег кинул на книги? На те деньги можно целый базар скупить.

- Сам их отдал. Они сперва меньше просили.

- Так. А теперь что?

- Продам с лихвой. Надо отвезти в Халеб. Там - баш на баш: мешок книг на мешок серебра. По весу. Твердо сговорено.

- Значит, это мои книги?

- ...И я же их и туда отвезу.

- Покупатели и здесь есть.

Пока искали молодого армянина, Тимур расспрашивал Мулло Камара о далеких городах, где всюду стоят войска, с которыми предстоит сразиться.

Тимур спрашивал, не увеличилось ли войско Баязета в Бурсе за дни, пока там прохаживался Мулло Камар. Тимур хотел знать, не переводит ли Баязет свои войска - выйти сюда, навстречу.

Нет, Баязет упрямо держал свои силы вокруг Константинополя, ожидая лишь благоприятного дня, чтобы накинуть петлю на шею Византийской империи...

Наконец выяснилось, что армянин ушел в город, но стражам у монастырских ворот обещал к ночи вернуться.

Тимур метнул взгляд на погасшее окно:

- Ночь уже, вот она!

Мулло Камара он отпустил:

- Иди. Поместись в караульне. А покупку свою тут оставь.

Слуги оттащили мешок книг к стене, придвинули светильник и внесли ужин.

Но Тимур еще мыл руки над медным говорливым тазиком, когда во дворе затопали кони. Прибыл царевич Халиль-Султан, ходивший со своей конницей на Трапезунт припугнуть императора Мануила Трапезунтского.

- Припугнул? - спросил Тимур у внука.

- Я потребовал, чтоб он приготовил для нас сорок галер. И держал бы наготове.

- Зачем нам они?

- Чтоб он не дал их Баязету. Баязет уже подсылал к нему.

- Так. Этого Мануила мы позовем к себе. Поговорим здесь.

- Я там оставил наших воинов. На всех перевалах. Если же он сунется в море, мы возьмем город. Он это понял. Посылает привет, поклон и письмо.

- Так.

- Встретил генуэзских монахов.

- Едут?

- Видел их на ночлеге в Хинисе. Скачут, не жалея ни седел, ни задов.

- Горсть золота резвее лучшего скакуна!

Халиль ел, не стесняясь, вытягивая шею и открывая рот раньше, чем успевал поднести кусок ко рту. Лицо его потемнело, обветрело и засмуглилось за дни похода на Трапезунт. Тимур видел в нем прежнего мальчика, сметливого, послушного, какого любил в зимнюю пору взять к себе на колено, запахнуть халатом и слушать, как трепетно бьется маленькое сердечко.