Николай Морозов - Откровение в грозе и буре

Что же он проповедывал в это время? Я уже не раз говорил, что идентичности дошедших до нас речей всех древних ораторов совершенно нельзя доверять. Все они сильно искажены древними корректорами, обтесывавшими речи всех, кому они сочувствовали, по образу и подобию своих собственных проповедей, а из слов врагов непременно делавшие глупость и чепуху, не говоря уже о множеств прямых подлогов. Но если мы допустим, что те речи, которые приписывались Иоанну за этот период, не особенно искажены, то они очень характерны. Во многих из них он прямо говорит о близком пришествии Иисуса, и раз или два намекает на 400 год после его рождения, что и соответствует вычисленному нами 399 году, так как время рождения Егошуа считалось за год или за два до начала нашей эры.

«Властелин близок: ждите его. Мы не далеки от исполнения (пророчества), и мир уже склоняется к концу. Это возвещают войны, бедствия и землетрясения. Это возвещается иссяканием любви. Как тело в предсмертной агонии испытывает всевозможные боли, как здание перед крушением роняет отваливающиеся доски крыши и стен, так и бедствия, нахлынувшие со всех сторон, возвещают кончину мира». Такие же места мы находим и в других приписываемых Иоанну речах [228].

Во всех них звучит, кроме того, ещё одна струна, совершенно соответствующая данному моменту. Он говорит везде о безграничном милосердии божием к кающимся грешникам и о необходимости не отчаиваться в своём спасении даже и при самых ужасных грехах, если кто успеете в них раскаяться своевременно: „Даже своего собственного предателя Иуду, – говорит он в своей первой же речи этого периода [229], – простил бы Христос, если б он не впал в отчаяние и не повысился. Раскаялся Иуда. Согрешил, сказал он, предав кровь неповинную. Услышал эти слова соблазнитель, узнал, что тот вступает на лучший путь и начинает идти к спасению, и испугался исправления. Милосердного, мол, имеете властелина: когда хотел Иуда предать его, он прослезился над ним и много увещевал его (этого увещания нет в евангелиях, дошедших до нас). Во сколько же раз скорее он примет кающегося… И пригнал его к повешению, и вывел из настоящей жизни, и лишил его стремления к покаянию. А то, что Иуда спасся бы, если бы остался жив, подтверждается распинателями, потому что Иисус спасал вешавших его на кресте и на самом кресте молил о них отца»…

Все девять речей, составляющих эту серию поучений, представляют только различные мотивы на ту же самую тему, вполне подходящую ко всеобщему ужасу и покаянию перед кончиной мира. Но есть и другие темы, можете быть, принадлежащие к тому же первому году его пребывания в Константинополе.

В одной из этих речей Иоанн советует, например, богатым людям «вставать ночью со своих пышных постелей и созерцать течение небесных светил посреди глубокого безмолвия и великой тишины ночи, освежающей и облегчающей душу, потому что мрак и спокойствие ночи пробуждают благоговение, а люди, лежащие на своих постелях, как в гробах, изображают кончину мира».

За два года, протёкшие с тех пор, как он составлял на уединённом острове своё «Откровение», ему, конечно, много пришлось пережить и передумать. В то время как всех остальных людей, с каждым новым месяцем приближения срока, охватывала всё большая и большая паника, у него самого всё более и более должно было возникать сомнение в том, что его предсказание исполнится в той самой форме, в которой он предполагал. В том, что оно было божественного происхождения, он, как мы увидим далее из нескольких его проповедей, не сомневался до самого конца. Но отсутствие многих из предсказанных им промежуточных событий уже должно было заставить его догадываться, что бог поступил с ним так же, как с пророком Ионой, которому он поручил возвестить гибель великого города Ниневии, а потом пожалел город ввиду всеобщего раскаяния его жителей и пощадил его, оставив Иону плакать под кустом. Жалел ли и Иоанн о том, что часть из предсказанных им бедствий была уже отменена богом? По-видимому, нет, потому что он был очень мягкосердечен. Его «великая твердыня Врата господни» теперь представлялась ему кающейся Магдалиной, какой она, несомненно, и была в эти промежуточные годы, когда все николаитские епископы воображали, что дамоклов меч уже спускается над их головами.

И вот, в конце концов, Иоанну, не видевшему исполнения предсказанных им бедствий, по-видимому, стало казаться, что бог смилостивился над грешными епископами и отменил большую часть назначенных для них в «Откровении» наказаний. По крайней мере, во многих из приписываемых ему за это время проповедей прямо говорится, что бог часто внушает своим пророкам такие пророчества, которым не суждено исполниться, с единственною целью напугать грешников, чтобы привести их к раскаянью и затем отменить назначенную для них кару. Чрезвычайно интересны несколько мест, находящихся в некоторых из этих речей, но я буду цитировать их далее, так как многие из них относятся уже к 399 и 400 годам, когда пророчество потерпело окончательное фиаско, и на Иоанна начала подниматься буря.

В это же время, т. е. от его насильственного водворения на константинопольской кафедре 26 февраля 398 года и до конца 400-го года (когда с благополучным окончанием четвёртого века все вдруг приободрились), его деятельность сводится главным образом на уничтожение всевозможных пороков, скопившихся в византийской церкви, на сокращение формальной стороны её богослужения, на введение вечерей по образцу древних христиан (как об этом и писал он в «Откровении» в послании к эфесскому собранию своих единомышленников) и на примирение между собою враждующих фракций христианского мира.

Прежде всего, конечно, он постарался примирить обновившуюся в его глазах господствовавшую фракцию со своим прежним епископом Флавианом, не признаваемым ею за епископа даже и после возвеличения Иоанна. С этою целью в Рим отправились по его желанию верейский епископ Акакий и пресвитер Исидор. То, что раньше считалось невозможным, теперь оказалось совсем легко: они быстро возвратились и привезли общительные грамоты Флавиану [230], а с ним, очевидно, и всем оригенитам.

Точно так же удалось ему привлечь к себе и ариан. Вражда между ними и николаитами была так велика, что между обеими фракциями постоянно происходили побоища на улицах Константинополя и других городов, особенно когда встречались две противоположные религиозные процессии. Примирить их было бы совершенно невозможно в обыкновенное время, но Иоанну в его исключительном положении удалось сделать даже это, хотя и на короткое время. Арианская фракция отнеслась к нему настолько хорошо, что готские ариане просили его собственноручно рукоположить к ним в епископы пресвитера Улинаса, что и было исполнено Иоанном.