Борис Рыбаков - Рождение Руси

Игорь пренебрег предостерегающими "знаменьями" природы и двинулся в степь на юг от Северского Донца по направлению к Азовскому морю. В пятницу 10 мая войска встретились с первым половецким кочевьем, мужское население которого "все от мала до велика" заслонило собою кибитки, но было разбито.

На следующий день сюда подоспел Кончак с объединенными половецкими силами и окружил "Ольгово хороброе гнездо". Страшная трехдневная сеча на берегах Каялы кончилась полным уничтожением русских сил: Игорь и часть князей и бояр были взяты в плен (за них хотели получить огромный выкуп), 15 человек выскользнули из окружения, а все остальные полегли в "поле незнаеми, среди земли Половецкыи".

После победы половецкие полки двинулись на Русь в трех направлениях: на обезлюдевшие княжества Игоря и Буй Тура Всеволода, на Переяславль и на самый Киев, куда Кончака манили воспоминания о хане Бо-няке, стучавшем саблей в Золотые Ворота Киева.

В момент похода Игоря киевский князь Святослав мирно объезжал свой старый черниговский домен, и, только когда великий князь доплыл в ладьях до Чернигова, сюда добрался участник несчастливого "полка Игорева", ускользнувший из окружения, – Беловолод Просович. Он и рассказал о трагедии на берегах Кая-лы и о том, что поражение Игоря "отвориша ворота на Русьскую землю".

Надо думать, что после известий, полученных в Чернигове, великий князь не продолжал плавание по извилистой Десне, а, вспомнив стремительную езду Мономаха, помчался в Киев верхом со скоростью "от заутрени до вечерни".

Далее князь Святослав "посла по сыны свое и по все князи, и собрашася к нему к Кыеву, и выступиша к Каневу".

Стратегия обороны была такова: сын Святослава Олег с воеводой Тудором был немедленно послан отражать половцев от берегов Сейма (в княжестве пленного Игоря), в Переяславле уже бился с ними внук Долгорукого Владимир Глебович, а главные силы стали "постеречь земле Руское" на Днепре у Канева, охраняя Рось и важный стратегически Зарубинский брод, связывавший с переяславским левым берегом.

Все лето 1185 года ушло на такое противостояние половцам; летопись сообщает и о приходе войск из Смоленска, и об обмене гонцами с Переяславлем и с Трепо-лем, и о внутренних маневрах половцев, нащупывавших слабые места в шестисоткилометровой русской обороне, организованной наспех, в тяжелейших условиях.

Потребность в новых силах, в участии отдаленных княжеств была велика все лето. Но, может быть, еще больше чувствовалась нужда в единении всех русских сил, даже тех, которые уже пришли под знамена киевского князя.

Пятницкая церковь в Чернигове. Реставрирована П. Р. Барановским. Образец нового устремленного вверх здания. Рубеж XII – XIII вв.

Князья неохотно выступали против половцев. Ярослав Черниговский собрал войска, но не двигался на соединение со Святославом, за что и заслужил осуждение в "златом слове". Давыд Ростиславич Смоленский привел свои полки на Киевщину, но стал в тылу киевских полков, у Треполя, в устье Стугны, и отказывался выступать далее.

А в это время Кончак осадил Переяславль; князь Владимир едва вырвался из боя, раненный тремя копьями. "Се половьци у мене, а помозите ми!" – послал он сказать Святославу.

Святослав же и его соправитель Рюрик Ростиславич не могли немедленно двинуть свои силы, так как Давыд Смоленский готовился к возвращению домой. Смоленские полки устроили вече и заявили, что они-де условились идти только до Киева, что сейчас боя нет, а участвовать в дальнейшем походе они не могут: "уже ся есмы изнемогли".

Пока шел этот недостойный торг с Давыдом, Кончак напал на Римов на Суле и половцы изрубили или полонили всех его жителей.

Святослав и Рюрик, шедшие на помощь Перея-славлю и Римову, задержались из-за "коромолы" Давыда. Гибель Римова летопись прямо ставит в связь с тем, что русские силы "опоздишася, ожидающе Давыда смолняны".

Когда же соединенные полки Святослава и Рюрика форсировали Днепр, чтобы отогнать Кончака, Давыд ушел от Треполя и повернул вспять свои смоленские войска.

С большой горечью пишет об этом автор "Слова о полку Игореве". Он вспомнил древних князей, пожалел о том, что старого Владимира (Святославича) нельзя было навечно оставить здесь, на Киевских горах, сказал о том, как стонет Русь, потому что "теперь стоят стяги Рюрика, а рядом – его брата Давыда, но по-разному развеваются их бунчуки, но по-разному поют их копья".

Не случайно поэт вспомнил старого Владимира – ведь именно здесь, на берегах Стугны, где совершилось предательство смоленского князя, два века назад Владимир Святославич поставил цепь своих богатырских застав. Мысль автора еще раз настойчиво возвращается к этой реке: при описании побега Игоря, вспоминая гибель Мономахова брата в 1093 году в водах Стугны, он противопоставляет ее Донцу, "лелеявшу князя на волнах":

Князь Игорь. Боярышни и дети. Эскиз костюмов. Н.К. Рерих

Можно думать, что автор "Слова", находясь при своем князе Святославе, провел это грозное лето 1185 года в стане русских войск между Каневом и Треполем, между Росью и Стугной, был свидетелем и приезда гонцов из осажденных городов, и рассылки гонцов за новыми "помочами", и трусливого вероломства Давыда под Треполем на Стугне.

Не в эти ли месяцы "противостояния", когда нужно было найти особые вдохновенные слова для объединения русских сил, для привлечения к обороне князей отдаленных земель, и сложилось замечательное "златое слово"? Ведь в этом разделе "Слова о полку Игореве", завершающемся словами об измене Да-выда, нет ни одного факта, который выходил бы за хронологические рамки тех нескольких месяцев, когда Святослав и Рюрик держали оборону на Днепре от Витичевского брода до Зарубинского, от Треполя до Канева. Не с каневских ли неприступных высот, полных языческой старины, смотрел в это время на Русь и на степь автор "Слова о полку Игореве"?

Он глубоко сожалел о гибели русских и не мог удержаться от горьких упреков в адрес Игоря. Игорь не герой "Слова", а лишь повод для написания патриотического призыва, значение которого не исчерпывается событиями 1185 года.