НИКОЛАЙ ЯКОВЛЕВ - 1 АВГУСТА 1914

Родзянко блестяще оправдал характеристику, данную ему давно Витте — «все-таки главное качество Родзянки не в его уме, а в голосе — у него отличный бас». Впрочем, разобраться в происходившем было невозможно. «Не понимаю, чего добивается Поливанов, — писал Яхонтов. — Он всех науськивает и против Великого Князя, и прошв принятия командования государем, и против Ивана Лог (Горемыкина)».

Нарастала кампания компрометации власти, выдвижение ничтожества, каким был Николай II, на первую линию огня критики было необходимым предварительным условием для ее успеха. Отсюда следовало, что взятие им функции Верховиого Главнокомандующего было совершенно обязательным с точки зрения тех, кто направлял эту кампанию. Они действовали осмотрительно, заметая следы, а, в сущности, не оставляли царю иного выхода. Заговорщики умело использовали и ревность Царского села к великому князю. Были распущены слухи, достигшие ушей царской четы, что Николай Николаевич вынашивает темные замыслы, а его сторонники уже де именуют его Николаем III.

А министры все продолжали нервно дебатировать вопрос, как отговорить царя от рокового шага. «Общественность» Не могла не внести свою лепту. Московская городская дума отправляет приветствие Николаю Николаевичу, уведомляя о своей резолюции с заверениями в непоколебимом доверии. Горемыкин изрекает на заседании кабинета: «Не отвечать всем этим болтунам и не обращать на них внимания». Поливанов вскинулся: нельзя проходить мимо и т.д. Обер-прокурор Святейшего Синода А.Д. Самарин мягко втолковывает: «Резолюцию думы было бы трудно квалифицировать как революционную. Не революция, а бесконечный страх за будущее. Нам нужно честно, без утайки и оговорок объяснить государю, что задуманный им шаг, помимо всего прочего, является величайшим риском для династии… увольнение Великого Князя недопустимо, что мы не отвечаем за порядок и безопасность в стране».

На заседании 2 сентября под председательством царя министры попросили его отступиться от решения сменить Верховного Главнокомандующего.

Коллективное всеподданнейшее письмо от всех министров (за исключением Горемыкина и министра юстиции А.А. Хвостова), поданное на следующий день, могло только укрепить Николая II в самых худших подозрениях. Министры просили его, дабы предотвратить «тяжелые последствия» для России и династии, отказаться от своего намерения, оставив Верховным Главнокомандующим Николая Николаевича.

Почти одновременно с письмом министров царю был вручен поразительный документ — доклад членов Военно-морской комиссии Государственной Думы. Подписанный председателем комиссии кадетом Шингаревым и восемью другими членами Думы, включая Шульгина и Ефремова, доклад был пронизан мыслью – «общественность» должна взять в свои руки обеспечение войны.

«Внимательно изучая доклад, — замечал Н.Н. Головин, — нельзя не заметить, что он весь представляет сложный переплет действительно серьезных обвинений Правительства и Главнокомандования с указанием на упущения более чем ничтожного характера. Таким прямо комическим моментом в трагическом тоне доклада является, например, упоминание о «потрясающей речи одного из членов Государственной Думы» о плохом укреплении Пскова… Насколько форма доклада не отвечает его содержанию, лучшим примером может служить его конец. Этот конец говорит о том, что «только непререкаемой Царской Властью можно установить согласие между Ставкой Великого Князя, Верховным Главнокомандованием и Правительством». Император Николай П, прочитав доклад, имел полное право сделать логический вывод о том, что русские общественные круги желают, чтобы Монарх в своем лице совместил Управление страной и Верховное Главнокомандование». И еще одно: доклад был составлен и подан по наущению Поливанова.

Глупец Родзянко, устроивший истерику в Мариинском дворце, не понимал, что проделывали в Думе под самым его носом. Николай II легкомысленно вошел в подготовленную для него ловушку. Близкая к царской семье А. Вырубова со своего уровня понимания событий (наверное, Николай II не поднимался выше) оставила при ретроспективном взгляде трагикомическое описание, как он возглавил армию:

«Ясно помню вечер, когда был созван Совет Министров в Царском Селе. Я обедала у Их Величеств до заседания, которое назначено было на вечер. За обедом Государь волновался, говоря, что, какие бы доводы ему ни представляли, он останется непреклонен. Уходя, он сказал нам: «Ну, молитесь за меня!» Помню, я сняла образок и дала ему в руки… Уже подали чай, когда вошел Государь, веселый, кинулся в свое кресло и, протянув нам руки, сказал: «Я был непреклонен, посмотрите, как я вспотел!» Передавая мне образок и смеясь, он продолжал: «Я все время сжимал его в левой руке. Выслушав все длинные, скучные роли министров, я сказал приблизительно так: «Господа! Моя воля непреклонна, я уезжаю в Ставку через два дня!» Некоторые министры выглядели как в воду опущенные!»

В начале сентября Николая Николаевича отправили командовать на Кавказ против турок, а царь стал Верховным Главнокомандующим, что, помимо прочего, влекло необходимость быть при Ставке в Могилеве. Он описал в письме Александре Федороне прием в Ставке, там не смогли скрыть своего разочарования, «точно каждый из них намеревался управлять Россией». Современники отметили единодушную реакцию обывателя — «царь поехал на фронт – быть беде».

Исполнив, как ему представлялось, желание «общественности», Николай II взялся за «Прогрессивный блок». По всей вероятности, он заключил, что думские деятели спали и видели узреть его во главе армии, остальное пустяки. Пока шла шумиха вокруг командования, Прогрессивный блок официально оформился — 22 августа было подписано соглашение между входившими в него партиями и фракциями. Блок поддержали городские думы Москвы, Петрограда и ряда других городов.

Орган миллионера П.П. Рябушинского «Утро России», торопя события, напечатал список «Кабинета обороны», правительства которое было угодно видеть крупному капиталу. На пост премьера прочили М.В. Родзянко, министра иностранных дел— П.Н. Милюкова, внутренних дел – А.И. Гучкова, военного – А.А. Поливанова, финансов — А.И. Шингарева, путей сообщения — Н.В. Некрасова, торговли и промышленности – А.И. Коновалова, юстиции — В. А. Маклакова, главноуправляющего земледелия и землеустройства — А.В. Кривошеина и тд. Это было слишком для царской власти.

Претензии буржуазии взбесили Царское Село. Потуги царя дать по рукам обнаглевшим претендентам на власть подогрела царица. Она всерьез принимала сравнения придворных льстецов с Екатериной II и, почитая себя единственным «мущиной в штанах» при дворе, советовала царю: «Россия, слава Богу, не конституционная страна, хотя эти твари пытаются играть роль и вмешиваться в дела, которых не смеют касаться». Прослышав о том , что городские думы столкнулись с «Прогрессивным блоком», она добавила: «Никому не нужно их мнение – пусть они лучше всего займутся канализацией». Горемыкин отправился в Ставку к царю за указаниями, и, как он сообщил по возвращении, «все получили нахлобучку за августовское письмо и за поведение во время августовского кризиса». Царь повелел не позднее 3 сентября закрыть Думу.