Арсений Ворожейкин - Небо истребителя

— Как отдохнули?

— Нормально, — я сразу вспомнил Алупку и теплое сентябрьское море, уточнил: — Отлично. Море. Горы.

— Это хорошо! — одобрил генерал. — А как семейные дела?

— Ждем наследника.

Генерал рассмеялся:

— Все-таки наследника, а не наследницу? Понимаю, сказывается характер истребителя. Я ведь тоже когда-то летал. А какой летчик не хочет передать свое дело сыну? — улыбнувшись, генерал вдруг спросил: — Вы в каких краях хотели бы служить?

Со мной впервые советовались по такому вопросу. До войны почетным местом службы считалась граница. Там всегда пахло порохом, и потому многие рвались туда. Однако посылали в такие места наиболее подготовленных. И я считал это правильным. Командованию виднее, кому и где служить. Поэтому на вопрос ответил вопросом:

— Когда и куда прикажете выезжать?

Генерал, словно не расслышав, продолжал:

— У вас за плечами три войны. Дважды Герой Советского Союза. Окончили академию. Награждены Высшим авиационным орденом Соединенных Штатов Америки. И нам, работникам кадров, не безразлично ваше желание. Да и вам, думаю, не все равно где служить.

— Но до сих пор эти вопросы решались без меня,

— Времена меняются. Кстати, почему вы не носите нашивки за ранения? У вас их три, если верно записано в личном деле?

— Ранение у настоящего истребителя — признак ротозейства.

— Как так? — удивился генерал.

— Летчик зазевался, а противник этим воспользовался. Чаще всего мы, истребители, терпели неудачи из-за невнимательности, слабой подготовки и недисциплинированности. Хороший летчик, как ловкий и сильный боксер, всегда имеет возможность уклониться от удара противника.

— Интересное мнение. Но нашивки будут напоминать о ранениях, а забытые раны, как говорят в народе, не болят. Однако продолжим разговор о вашей службе. Как вы смотрите, если мы вас все-таки оставим в Москве на должности старшего инспектора Главного управления боевой подготовки ВВС?

У меня, как и у большинства летчиков, не лежала душа к работе в штабах, а работу инспектора я считал штабной, поэтому попросил:

— Пошлите в строевую часть.

— А как жена посмотрит на выезд из Москвы?

— Думаю, согласится.

— Минуточку, — генерал взял из личного дела мою брошюру «Заметки об огневом мастерстве». — Узнали?

— Конечно.

— До школы летчиков вы учились в Комвузе на факультете журналистики, собирались работать в печати. Инспекторам приходится много писать, но и летают они немало. По всем статьям вы подходите для работы здесь, в Москве, Подумайте хорошенько, посоветуйтесь с женой…

К новому месту службы я прилетел за два дня до Нового года. В Белоруссии погода стояла солнечная, теплая и на редкость бесснежная. Природа как бы специально в год Победы так долго не прикрывала землю снегом, чтобы люди навсегда запомнили последствия войны. Военный городок оказался небольшим, но знаменитым. В Отечественную войну 1812 года наполеоновские войска потерпели там первое серьезное поражение от русской армии. Русскими было взято в плен две с половиной тысячи французов.

Еще с воздуха я разглядел летную полосу, которая сияла в лучах заходящего солнца, словно радовалась прилету нового человека. Меня охватило какое-то особое волнение. Кто из военных не испытывал его, прибывая к новому месту службы! Здесь мне предстояло летать на новом для меня самолете. И сразу же после прибытия в городок я заспешил на летное поле. Металлическая взлетно-посадочная полоса, на окраине аэродрома крыло в крыло выстроились ровными линиями самолеты. Есть среди них и «яки», и «ла-вочкины».

Встретили меня два офицера. Рослый, с крупным без единой морщинки лицом Виктор Семенович Никитин и коренастый, небольшого роста Дмитрий Владимирович Спиридонов. Подполковник Никитин в новой шинели, ладно облегающей фигуру, спокойно, с достоинством, которое присуще людям, знающим свое дело, сочным басом представился начальником штаба полка. Капитан технической службы Спиридонов в замасленной куртке с меховым Воротников отрекомендовался:

— Старший инженер полка, — а как бы извиняясь за форму одежды, пояснил: — Прибыл с места вынужденной посадки, не успел переодеться.

После знакомства начальник штаба заметил:

— Мы думали, что вы прилетите после Нового года.

— Я так и собирался сделать, а потом решил начать знакомство с полком до Нового года и отпраздновать его вместе с офицерами,

— Правильно сделали, — одобрил Спиридонов. — У вас не только Новый год, а еще и две свадьбы. Да а новоселье полка на новом месте службы отметим.

— Мы перебазировались сюда из Германии, из-под Берлина, — пояснил Виктор Семенович. — Разместилась хорошо. Приехали семьи. Жилья хватило для всех. Вас ждет трехкомнатная квартира.

— Спасибо. Жена с дочкой приедут завтра, — сказал я и, оглядывая стоянку самолетов, поинтересовался: — А как же летать в такой тесноте?

— Полку отводится шесть летных дней в месяц. Мало, конечно. Но больше не выкроишь. В дивизии четыре полка, и все на одном аэродроме.

Спросил еще:

— Наш полк на «лавочкиных», а остальные на «яках». Это не мешает работе?

— Есть немножко, — пояснил Никитин. — В летных делах полк от штаба дивизии почти не получает помощи: там никто на «лавочкиных» не летает.

Нас ждала легковая машина. В дороге зашел разговор о предстоящем новогоднем ужине. Никитин радостно заметил:

— На торжествах будет майор Амет-Хан Султан. Дважды Герой Советского Союза.

— Не может быть! — удивился я. — Он ведь учится в академии.

— Сбежал. И документ привез, что по его просьбе отчислен с учебы и направляется в свою часть для прохождения дальнейшей службы.

— Странно…

— А еще страннее то, что документ он достал по знакомству. На нем печать какой-то авиационной базы. Это уже дошло до командующего. Генерал Хрюкин сам в свое время направил Амет-Хана на учебу и теперь прислал срочную телеграмму: немедленно откомандировать его обратно в Москву. Но он узнал, что вы приезжаете, и решил подождать. Надеется, что вы сумеете уговорить командующего. Хочет служить в полку. И прежняя его должность свободна.

Вот когда мне стало ясно, почему Амет-Хан в Алуште не был рад моему поздравлению с поступлением в академию и уклонился от разговора об этом. Теперь мне предстояло снова встретиться с ним. Не без волнения открыл дверь в кабинет командира полка. На диване, подложив руки под голову и глядя в потолок, лежал Амет-Хан. При моем появлении он с необычной для него суетливостью вскочил. Глядя на него, худого, бледного, я не без тревоги спросил:

— Ты что, дружище, болен? Садись. Поговорим с глазу на глаз. Скрывать ничего не надо. Никитин мне уже рассказал, как ты «дезертировал» из академии.