Арсений Ворожейкин - Небо истребителя

— Хорошо. Но раз я полечу, придется и мне стрелять. Надо не только инспектировать и проверять, но и показывать личный пример.

— Верно, — согласился Андрей. — Только стреляй не в зоне, а прямо над аэродромом. Когда тройка отстреляется, буксировщик не сбросит конус, а пройдет над центром летного поля. В этот момент ты его и поймай. Успеешь?

— Успеть-то успею, но я стреляю не по правилам. У меня свой метод.

— Вот и покажи его.

Психология поступка сложна. Я сам напросился на стрельбу, а тут как-то оробел, заволновался. Особенно сильное волнение охватило, когда подходил к самолету. «А если промажу? Опозорюсь на всю дивизию! Не где-то в зоне воздушных стрельб, а над центром летного поля». Как я себя ни успокаивал, волнение не проходило.

Каждый человек испытывает страх. Но одного он парализует, а другого мобилизует. У меня большой боевой опыт. Три войны научили меня в трудные минуты владеть собой. При сближении с конусом все наносное, ненужное мигом испарилось. Я сосредоточился только на маневре и прицеливании.

Конус после сброса напоминал решето: восемнадцать попаданий из двадцати возможных, Артур Иванович был удивлен:

— Ну, Арсений Васильевич, вы и влепили! Сработали за шестерых истребителей. Вот бы научиться так стрелять!

— Учиться никогда не поздно, — улыбнулся я. — Чтобы хорошо стрелять, надо не только виртуозно летать. Важно найти «стойку», чтобы удачно прицелиться и вовремя нажать кнопку.

— Но должно быть официальное указание, как найти эту «стойку», — развел руками Латис.

— Разве можно предписать летчику, каким должен быть его почерк в небе? — вмешался в разговор Ткаченко. — Почерк у каждого свой. А вы, Артур Иванович, и сами редко стреляете по конусу, и ваши летчики стреляют плохо.

— На то и инспекция, чтобы выявлять недостатки, — насмешливо бросил комдив.

После авиационного праздника генерал Савицкий был назначен командующим авиацией Противовоздушной обороны страны. С его уходом в ВВС негласно были отменены атаки целей истребителями в плотном строю. «Временные указания по отражению массированных налетов…» так и остались временными. Начальником управления истребительной авиации был назначен генерал-майор авиации Анатолий Павлович Жуков, знающий дело, спокойный, уравновешенный, невозмутимый человек.

Однажды я был срочно вызван к нему, и он приказал мне отправиться на курсы ПВО, где летчики начали осваивать ночные полеты на реактивных самолетах.

— Войдете в строй и сразу поедем в Закарпатье, проверять дивизию ночников, — поделился он ближайшими планами.

В тот же день я был на аэродроме, где разместились курсы. Новые Як-17 уже были выстроены в линию на заправочной стоянке. Эти машины по своим летным данным соответствовали Як-15, на котором я участвовал в Первомайском параде над Красной площадью. Однако Як-17 был удобней предшественников — имел носовое колесо. Выхлопная струя от турбины не била вниз, не разрушала землю или искусственное покрытие. На таком самолете можно было летать с грунтовых аэродромов.

Перед началом полетов я встретил генерала Савицкого.

— Хорошо, что прибыли, — сказал он, пожимая мне руку, — ночная подготовка нужна не только экипажам бомбардировщиков.

Ночь выдалась до того темная, что с трудом можно было увидеть стоящего рядом человека. Властвовала тишина. Все застыло в ожидании. Ярко сияли по бокам взлетно-посадочной полосы фонари «летучая мышь». Ими же были обозначены стоянка самолетов, место сбора людей, называемое квадратом, и посадочное «Т». Эти огни затмили небесные звезды. Светился и расположенный рядом подмосковный город. Он темнил небо, делал его непроглядным, черным куполом.

Первым запустил двигатель генерал Савицкий. Струя от его самолета, точно огненный меч, заблестела сзади его машины. Тут же вспыхнули еще четыре таких меча. Через несколько секунд гул турбин заполнил весь аэродром. Летчики прогревали турбины. Потом три огонька — красный, зеленый и белый — поплыли вдоль стоянки. Самолет Савицкого вырулил на старт, секунду-две постоял и начал разбег. Огненный факел стал быстро удаляться, пошел вверх, превратился в огненный диск и на развороте скрылся совсем. Остался в небе только красный сигнал на крыле и белый на хвосте самолета.

На ночном аэродроме я впервые оказался просто наблюдателем, и мне показалось, что все это — интересная ночная игра, похожая на спектакль в театре. Но вот, заглушая небесные звуки и игровые огоньки ночи, на посадочную полосу обрушился ослепительно ярким ударом свет двух прожекторов. Увлекшись наблюдением за небом, я как-то забыл о прожекторах, от резкого всплеска света вздрогнул и сразу повернул голову на освещенную полосу. Через несколько секунд из темноты вынырнул истребитель и, немного проплыв над полосой, приземлился…

Следующей ночью я сам выполнил контрольный полет в зону и четыре по кругу. Было нелегко. Ночью на боевых самолетах я не летал с 1941 года, когда в совершенстве освоил такие полеты и научился даже стрелять по конусу.

Вскоре на курсах я уже без инструктора тренировался на Як-11, летал по кругу и в зону на высший пилотаж, а затем совершил самостоятельный вылет на боевом Як-17. Первый вылет на любом новом самолете волнует летчика. Я поднимался в небо на девятнадцати типах самолетов, но что сулит этот — двадцатый? Неизвестность всегда настораживает.

Техник доложил о готовности истребителя к полету. Мне полагалось обойти машину, убедиться, что с внешней стороны «яка» нет никаких неполадок, расписаться в книге о приеме исправного самолета от техника. А зачем? Такое было правило, хотя оно как-то бросало тень на летчика и техника, будто они не совсем доверяли друг другу. И многие летчики выполняли это правило чисто формально. Я тоже относился к этой категории. Зато когда надел парашют, сел в кабину и привязался ремнями, не забыл проверить, как действуют рули управления. Это было похоже на пожатие руки при знакомстве с новым человеком. Управление самолетом — целая система рычагов и тросов, которая, подобно нервной системе, пронизывает всю машину. И если в этой системе происходил даже незначительный сбой, полет или даже руление на земле заканчивались трагически. Вот почему проба рулей управления перед запуском мотора стала у летчиков главным инстинктом. Прежде чем вырулить на старт, по привычке военного времени я проверил положение тумблеров двух 23-миллиметровых пушек, хотя стрелять не собирался. Это тоже был выработанный годами инстинкт.

Разбег машина начала легко и очень устойчиво, а когда она набрала скорость, я легонько взял ручку управления на себя, и Як-17 послушно оставил полосу. По простоте взлета, посадки и выполнению фигур высшего пилотажа таких истребителей у нас еще не было. Я сделал на нем двадцать шесть полетов днем и ночью, налетав более пяти часов. Кроме того, я совершил несколько вылетов в задней кабине только что выпущенного учебно-тренировочного двухместного реактивного истребителя «Яковлева» и был допущен на нем к инструкторской работе…