А Спиридович - Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 годов

Полтавское Губернское земство вторично, единогласно выбрало князя Щербатова членом Государственного Совета и князь, отказавшийся принять это назначение от Государя, принял от земства. В то же время князя выбрали Харьковским Губернским предводителем дворянства, что, однако не было утверждено чисто по формальным причинам. В обоих случаях при выборах по адресу Верховной власти были высказаны резкие суждения.

На такое демонстративное проявление порицания по адресу Верховной власти тогда не было обращено должного внимания ни во дворце, ни со стороны окружавших Государя лиц.

Мой начальник видимо не учитывал всего того, что происходило кругом или поддался бахвальству нового министра Хвостова, что тот все скрутит. 29 сентября Воейков вернулся из имения. Его, конечно, стали рвать во все стороны. Я пришел с докладом и постарался представить ему ясно все, что творится около Императрицы. Я говорил многое, хотя мне было известно, что Андроников уже успел информировать генерала обо всем по-своему. Генерал был озабочен, красен, пыхтел, попыхивал сигарой и всем своим существом и краткими репликами давал понять, что все это нас не касается. На все воля Их Величеств. Мы расстались. Мне было грустно и тяжело.

В Петербурге считали, что генерал Воейков имел большое влияние на Государя. Это была большая ошибка. Генерал не имел никакого политического влияния. Государь смотрел на него, как на преданного военного человека и только. В последние же месяцы генерал был в большой немилости у Царицы Александры Федоровны. В августе генерал наговорил много неприятностей А. А. Вырубовой относительно Распутина, что и было передано Императрице. Он занимал неясную позицию в вопросе смены Вел. Князя Николая Николаевича как Верховного Главнокомандующего. При конфликте Горемыкина с министрами генерал высказал Императрице, что Горемыкин не улавливает духа времени. Он поддерживал князя Щербатова. Все это очень не нравилось Государыне, и она не стеснялась выражать по адресу генерала в своем кругу резкое порицание. Генерала предупреждали об этом. Предупреждал о том генерала и я, но генерал не верил. Самодовольный и самоуверенный он ответил мне: "вы ошибаетесь. Я только что видел Государыню Императрицу и Ее Величество была со мной очень милостива".

Конечно, генерал имел отличную информацию от друга его семьи А. А. Вырубовой. Но всегда ли Анна Александровна была с ним искренна и откровенна. Уверен, что не всегда. Для нее главный закон была Императрица и Распутин. Последний не любил Воейкова.

Шум и сплетни в Петербурге увеличились с возвращением 28 сентября из Сибири Распутина. В политических кругах стали говорить об усилении реакции, об увеличившемся влиянии "старца". Стали открыто говорить о необходимости государственного переворота. Говорили, что так дальше продолжаться не может. Необходимо назначение регента. Последним называли Вел. Кн. Николая Николаевича. Походило на то, что сторонники Великого Князя, потеряв надежду на замышлявшийся переворот, теперь задним числом разбалтывали прежние секреты. Слухи дошли до дворца. В именье Першино, где Великий Князь задержался дольше, чем ему было разрешено, было дано знать что пора уезжать на Кавказ и Великий Князь выехал в Тифлис.

Самые резкие суждения можно было слышать тогда и от некоторых из Великих Князей. Так Вел. Кн. Николай Михайлович, бывая в Английском клубе, открыто критиковал действия правительства и его внутреннюю политику.

Будучи же приглашен в те дни на завтрак к французскому послу Морису Палеологу, Великий Князь, в присутствии английского посла Бьюкенена и одного приехавшего из Парижа генерала, стал резко критиковать происходящее в Петербурге. Видя, что дипломаты его не поддерживают Великий Князь стал горячиться, стал еще более резок и наконец заявил: "господа послы, настоящий спектакль, на котором вы присутствуете в течение нескольких месяцев, разве он не напоминает вам мартовскую драму 1801 года - смерть ПАВЛА 1-го?" Удивленные дипломаты старались сгладить, замять неловкость. Великий Кн. окончательно рассердился и, прокричав, что он, по-видимому, "сделал гаф", вскочил, бросился к выходу и уехал.

Этот случай Морис Палеолог, с которым я сблизился после революции живя в Париже, подробно и не раз рассказывал мне и даже подарил мне несколько страниц манускрипта своих воспоминаний, с описанием этого случая, предоставив мне право опубликовать его, когда я найду нужным. Я дал здесь лишь краткое его изображение.

При таком настроении политических кругов Государь выехал 1 октября на фронт, взяв впервые с собой Наследника Цесаревича.

1 октября Государь выехал в Ставку, в Могилев. Кроме обычной свиты с Государем выехали Наследник Цесаревич и Великие Князья Павел Александрович и Димитрий Павлович. С Наследником ехали гувернер Жильяр и дядька матрос Деревенько. Проводить на Павильон приехали Государыня со всеми Дочерьми. Алексей Николаевич, стройный, красивый, в шинели солдатского образца, в защитной фуражке, перетянутый кожаным поясом держался с сестрами важно. Иногда посматривал на свои высокие сапоги. Видимо выезд в Ставку очень льстил Его самолюбию. Ведь Он почти такой же большой, как и Димитрий Павлович. И одеты одинаково, только у того шашка... да шпоры...