Николай Кузьмин - Генерал Корнилов

Так половодье взламывает самый мощный ледяной покров. Просто наступает некий срок, скапливаются силы и разбитые остатки льда уносятся в небытие.

– Сейчас мы снова угодили в сложный переплет. Пожалуй, такого еще не бывало. Но – справимся, даст Бог. А иначе что же – гибель? «Аки обры…» Нет, не верю! Не укладывается в голове. Россия не может закатиться. Что-то обязательно произой дет. Вот увидите, увидите…

Новосильцов надеялся на офицерство, на казачество. В самой толще народа живы и бьют родники патриотизма. Он считал, что это природное сопротивление разрухе нуждается в умелом и спокойном руководстве.

– Петроград – это никакая не Россия. Пропащая головуш ка – вот что такое Петроград. Гнилая, бедная, безумная… Пена бешенства, и больше ничего. Подумаешь, евреи! Ну и что? Но разве мы не видели поляков? В самом Кремле сидели, едва своего Владислава царем не посадили!.. А немцы? А татары? Французы, наконец? Куда они все делись, что с ними сталось? Достукаются и евреи. Просто кому-то очень хочется, чтобы мы их испугались. Испугались, задрожали и согнули спину без всякого сопротивле ния. А мы не задрожим! А мы – наоборот! – расправим плечи и сожмем кулаки. Ну… разве не так? По крайней мере, у нас в «Союзе офицеров» именно такое настроение.

Бальзам на душу были для Корнилова такие разговоры. Взгляд государственного деятеля, а не испуганного обывателя. В уверенном спокойствии этого поместного аристократа сквозило упорство черносошного мужика после пожара или очередного неурожая. Руки целы, – значит, поправимся. Глаза боятся, а руки делают!

Леонид Николаевич чистосердечно признался, что не верит в успех предстоящего наступления. Имея в запасе сил всего на одну пощечину, в драку не ввязываются. И все же наступать придется. Отказ от боевых действий скажется в пользу Совета, в пользу большевиков. В настоящее время Керенский представлялся ему более приемлемым. Однако, если судить по «гамбургскому счету», Керенский – явная пустышка, калиф на час, безудержный болтун. Новосильцов догадывался, что за спиной военного министра с серебряными шпорами скрываются какие-то темные людишки. Они и руководят этим паяцем, словно тряпичной куклой на безоб-разной русской сцене. Следует воспользоваться возможностью хорошенько стукнуть Керенским по большевикам. («Зимним дворцом по особняку Кшесинской».) А уж разобраться с самим Керенским будет намного легче, проще.

Леонид Николаевич заверил, что здоровые силы России по-прежнему делают ставку на Корнилова. Сейчас просчитывается, что может выйти, если наступление все-таки окончится неудачей. Он недавно разговаривал с генералом Калединым. Тот уверяет, что «тихий Дон-батюшка» не откажется стать боевым плацдармом будущего русского сопротивления. Кстати, добавил он, после неожиданной отставки генерала Алексеева главный комитет «Союза офицеров» успел провести утреннее заседание и кооптировал опального генерала в почетные члены. На время генерал Алексеев как бы отступит в тень, скроется из глаз. Однако он полон стремления не прекращать борьбы, искупить свою великую вину. В самые ближайшие дни он незаметно посетит Ростов и Новочеркасск. Побывает генерал и в Екатеринодаре. О настроении кубанского казачества «Союз офицеров» достоверными сведениями не располагает…

Знал ли Новосильцов о неприязненных отношениях Корнилова и Алексеева? Конечно, знал. Но, рассказывая, он давал понять, что в настоящее время о недавних распрях следует забыть. Этого требуют интересы общего дела… Одновременно он предостерег Корнилова о том, что новый главковерх Брусилов «на дух не выносит «Союз офицеров». Скорей всего о чем-то догадывается. Так что командующему 8-й армией об этом следует помнить постоянно. В ходе наступления им доведется разговаривать довольно часто…

Вся первая половина июня ушла на подготовку армии к боям.

– Боюсь, – сказал Корнилов генералу Романовскому, – не вышло бы у нас по-брусиловски.

Восстанавливая боеспособность армии, Лавр Георгиевич представлял, как русская пехота поднимется проламывать германскую оборону. За время окопного сидения немцы загородились шестнадцатью рядами колючей проволоки. Артиллеристы и пулеметчики скрывались в бетонных капонирах. Для успеха понадобятся снаряды, изобилие снарядов. Солдаты поднимутся из окопов, если только увидят, что вражеская оборона перепахана мощным артиллерийским огнем.

Основательней других был подготовлен 12-й стрелковый корпус генерала Черемисина, начальника жестокого, даже безжалостного, сумевшего сохранить в своих подразделениях необходимую дисциплину. Генерал Черемисин всеми силами стремился отличиться. Он жгуче завидовал Брусилову, достигшему за несколько майских дней прошлого года степени национального героя.Многое в успехе наступления будет зависеть и от боеспособности соседей – войск 6-й и 11-й армий.

Всякому военному знакомо чувство унижения, когда, пробираясь по ходу сообщений на виду у противника, приходится невольно пригибаться. Страх за собственную жизнь заставляет демонстрировать подобную зависимость от происков врага.

Многие часы перед 18 июня – намеченном дне наступления – Лавр Георгиевич только тем и занимался, что пригибался. Таиться и скрывать приходилось постоянно. Двуличие одолевало. Если прежде, при царе, военные действия были единственной обязанностью командиров, то ныне, при позорном двоевластии в столице, надлежало помнить о политике, то есть говорить одно, поступать же совершенно по-иному, часто даже противоположно тому, о чем совсем недавно сам же толковал.

Генерал Мартынов, корниловский товарищ по германскому плену, об истреблении русской армии написал целую книгу-исследование. Поражение в русско-японской войне, доказывал он, было подготовлено тем, что военный организм державы разлагался специально. То же самое совершалось и перед нынешней войной. Поражениям на фронте радовались. Революцию ждали, как весеннего солнышка после долгой и лютой зимы. Тем, кто сваливал российский трон, страшна была Россия победившая, она им требовалась побежденная, разорванная, поверженная в прах.

«Чем хуже, тем лучше!» – девиз всех предателей.

Военные так рассуждать не смеют. Долг и присяга обязывают их сражаться за Отечество.

Но как вдохнуть решимость в солдатские ряды? Солдату война осточертела. А тут еще проклятые большевики, не обремененные никакими обязательствами, не устают горланить о сепаратном мире и дележе земли!

За шесть недель в Петрограде Корнилов навсегда запомнил, как устрашающе носились по проспектам битком набитые грузовики. В щетине солдатских штыков они походили на чудовищных ежей. Однажды величественный швейцар, забирая у него шинель, пророкотал: «Теперича народ как скотина без пастуха!»