Сергей Мельгунов - ЗОЛОТОЙ НЕМЕЦКИЙ КЛЮЧ БОЛЬШЕВИКОВ

Как то странно, что такого агента выбрали в Берлине в уполномоченные по ответственному поручено, сообщили доверительные сведения и т. д. [58] [58] По словам Корсака, Ермоленко свое «украинство» в плену проявлял лишь тем, что ставил в лагере театральные малороссийские сцены. . Во втором своем показании Ермоленко рассказывал, как он въехал 3 апреля с обер-лейтенантом в Берлин. Был отвезен в Главный штаб и имел беседу с упомянутыми Шидницким и Люберсом. Заключил с ними «договор» о работе в России в пользу немцев, получил жалованье 800 р. в месяц и 30% с суммы причиненного России ущерба от взрыва складов, мостов и пр.

Когда Ермоленко поставил вопрос: «что же я один буду работать в атом направлении и потому от такой работы много пользы ждать нельзя, на это мне сказали, что напрасно я так думаю, что у Германии достаточное количество работает в России агентов-шпионов…при чем упомянули фамилию Ленина, как лица, работающего от Германии и для Германии и что дела у него идут великолепно». Ермоленко показал, «что на дорогу ему дали 1.500 руб., а 17 мая в Могилев [59] [59] Надо им подчеркивать, что это показания я излагаю по выдержкам, приведенным у большевистских исследователей. к нему подошли два незнакомых лица и вручили конверт со словами, что в нем жалованье вперед за два месяца и остальное на расходы. В конверте оказалось 50 т. руб. русскими деньгами». Деньги «по распоряжению верховного главнокомандующего» оставлены были в пользу Ермоленко Отсюда вывод: вся эта история вымышлена - деньги Ермоленко дал русский генеральный штаб за донос на Ленина. Если бы деньги были выданы германской контрразведкой, то их отняли бы у Ермоленки; наконец, стали бы немцы выдавать авансы человеку, который явился в русский штаб и ежедневно в этот штаб ходил. Пожалуй, другой вывод был бы более естествен: переброшенному на фронт с определенной целью скорее бы дали деньги, если бы он сумел внушить веру в себя -ведь все значение всякой провокации основывается только на доверии, которым пользуется провокатор пробивной стороны. Наличность 50 т. не отрицают и большевики. Совершенно невероятно, чтобы русская контрразведка могла заплатить Ермоленко такие деньги - она ими не располагала в революционное время. Надо допустить, что сама Ставка выдала такую сумму. Но не будем фантазировать. Пределы для необоснованных догадок неограниченны. Большевистские исследователи сами совершенно запутались в сплетенной паутине - отчасти в силу неразборчивого использования материала, находящегося только в их распоряжении [60] [60] Например, то Ермоленко показывает, что, кроме Иолтуховснаго и Ленина, имена других лиц, работающих в пользу Германии, ему не были названы (припомним вывод, который из этого делал Покровский), а то оказывается, что Ермоленко сообщил имена и адреса лиц, с которыми стокгольмский агент имел связи в России… .

Не стоит уделять место для уловления этих явных противоречий - не стоит отчасти потому, что показания Ермоленко многим, и не большевикам, в то время показались малоценными. Так для рассмотрения секретных материалов о немецкой пропаганде в Ставку был приглашен Бурцев. На него ни личность Ермоленки, ни его показания не произвели должного впечатления. Он допускал возможность, что показания Ермоленко были до некоторой степени подсказаны контрразведкой или частично подверглись соответственной обработке. «Отмежевывается» от Ермоленко и нач. воен. Контрразведки в Петербурге Никитин, так как, кроме «голословных заявлений», он не дал ничего, все его показания осталось «неубедительным». «Больше того, - утверждает Никитин - у нас даже не было досье Ермоленко. До июльского восстания его фамилию я слышал только раз от Переверзева, а подробным показаниям, данные им в штабе 6-й армии, я узнал от самого Ермоленко только после восстания, когда 8 июля мне его прислала Ставка». «Почему нам не сообщили раньше его показания? Как использовала Ставка самого Ермоленко? Мне неизвестно». «Я увидел - рассказывает Никитин - до смерти испуганного человека, который умолял его спрятать и отпустить. П. А. Александров (следователь) записал показания, а я его спрятал на несколько часов и отпустил. Пробыв в Петрограде не больше суток, он уехал в Сибирь». «Воспоминания» Никитина не всегда точны - он явно в данном случае впадает в противоречие с тем фактом, что в деле имеются помеченные 10-июля более подробные показания, нежели данные Ермоленко в штабе 6-й армии, где зауряд-прапоры из бывших полицейских, может быть, действительно; набавляли себе цену, преувеличивая роль, которую надлежало ему сыграть, и сведения которыми он располагал в апреле месяце. Во всяком случае, до тех пор, пока целиком не будут опубликованы показания Ермоленко, приходится воздержаться от их окончательной оценки и с чрезмерной уверенностью и категоричностью отделять фантазии от действительности; как мы увидим, могут оказаться только кажущимися такими, некоторые противоречие в показаниях Ермоленко когда, например, он помещает, по словам Покровского, одно и то же лицо одновременно и в Берлине и в Киеве.

Для того чтобы вставить показания Ермоленко в правильные рамки, как будто бы надо, действительно обратиться к «Союзу Освобождения Украины». Выдержка из чрезвычайно ценного документа в свое время была приведена Милюковым в первом выпуске его «Истории революции» - это показания, данные военным летом в августе 17 г. украинским эмигрантом Вд. Степанковским, близко стоявшим к деятельности Союза возвратившимся в Россию. Степанковский расскажет как австрийское правительство постепенно к Союзу охладело и как последний перенес свою деятельность в Берлин и попал на полное иждивение Германии.

Германия, по примеру Австрии, стала выделять пленных украинцев в особые лагеря и пустила туда деятелей Союза для пропаганды отделениям Украины от России в самостоятельное государство, входящее в систему центральных держав. Эту позицию поддерживала в Германии группа, представленная генеральным штабом. Пленные были сосредоточены в лагере «Раштадт», где в 16 г. сформирован был «1-й сичевой Тараса Шевченки полк», одетый в национальные жупаны и к началу 17 г. насчитывавший 1.500 человек из наиболее распропагандированных [61] [61] 3000 в лагере значились «курсантами», сочувствующими пропаганде; 5000 были «противниками и подвергались суровому режиму; остальные числились в «преклонниках», сохранявших нейтралитет. . Отсюда иногда и делались диверсии в Россию, те самые, о которых рассказывал Деникин, когда под видом инвалидов стали выпускаться здоровые украинские солдаты или перебрасываться на фронт под видом беглецов.

Достаточно ясно, что центральной кухней всех этих планов были Копенгаген и Стокгольм. Сюда «поближе к России» перебрались и вожди СОУ Иолтуховский и Меленевский, связанные с Парвусом еще деятельностью на Балканах. К ним примыкал и Ганецкий. «Нужно думать – заключал Степанковский,-что все они работают вместе». Все дороги ведут в Рим. Тут ужо недалеко и до мостика к Ленину, имя которого неожиданно назвал предназначаемый, быть может, только на роль скромного агента Иолтуховскаго, аауряд-прапорщик Ермоленко, Он мог случайно услышать это имя и от сопровождавшего его обер-лейтенапта. «Глупости» способны были делать и хорошо внешне дисциплинированные немецкие обер-лейтенанты.