Пауль Карель - Гитлер идет на Восток (1941-1943)

Сражение шло к концу. Советская 29-я армия и основная часть 39-й были уничтожены. Модель, получивший 1 февраля звание генерал-полковника, сумел переломить ход событий зимней битвы на немецком Центральном фронте. О масштабах боев и их кровопролитности говорят следующие данные: 5000 русских попало в плен, 27 000 осталось лежать на полях боев. Шесть стрелковых дивизий противника истекли кровью, четыре были разгромлены, а еще девять и плюс к тому пять танковых бригад - серьезно потрепаны.

Немцы тоже понесли серьезные потери. 18 февраля, когда оберштурмбанфюрер Отто Кумм докладывал в штаб дивизии, Модель как раз оказался там. Он сказал Кумму:

– Я знаю, что от вашего полка почти ничего не осталось, но я не могу обойтись без вас. Какова на сегодня численность личного состава?

Кумм указал в сторону окна:

– Господин генерал-полковник, мой полк построен.

Модель выглянул в окно. Перед штабом стояло тридцать пять солдат и офицеров.

Огромную, чудовищную цену пришлось заплатить 9-й армии за разгром советских войск, прорвавшихся между Сычевкой и излучиной Волги, но все же цена эта не была слишком высокой, если вспомнить, что на карте стояла судьба всей группы армий "Центр". Смертельная опасность окружения, угрожавшая ей с севера, наконец-то развеялась. Но как складывалась обстановка на южном фланге группы армий? Там, где дивизии советской 10-й армии лились в брешь в немецком фронте на участке между Белевом и Калугой и уже обошли Сухиничи в попытке выйти к шоссе восточнее Смоленска, глубоко в тылу 4-й армии и таким образом перерезать "линию жизни" группы армий "Центр"? Снег чуть ли не доверху наполнял конюшни и хлева колхоза "Воин", затерянного на бескрайней равнине между Орлом и Мценском. Генерал-майор Неринг приказал разместить тут командный пункт 18-й танковой дивизии, а лейтенант Винтер, отвечавший за реализацию распоряжения командира, поместил трактора, зерноуборочные комбайны, старые советские грузовики и немецкие бронемашины между зданиями бывшей барской усадьбы, расставил часовых, превратив таким образом место в самую настоящую крепость - в некий "штабной укрепленный пункт".

Мера отнюдь не лишняя, поскольку на той зимней войне, с ее опасными прорывами противника, с налетами партизан и всем прочим, даже и штабы более высокого уровня все время рисковали очутиться на переднем крае. Поэтому между передовой и тыловыми районами сооружались системы укрепленных опорных пунктов.

Генерал-майор Неринг только что вернулся с фронта. Начальник оперативного отдела дивизии, майор Эстор, встретил командира такими словами:

– Командующий просил вас срочно позвонить ему. Что-то произошло. Он ждет вашего звонка немедленно.

Неринг велел соединить его с генерал-полковником Шмидтом, сменившим Гудериана на посту командующего 2-й танковой армией. Разговор продлился недолго.

Шмидт сказал:

– Вы нам нужны. Пожалуйста, постарайтесь прибыть завтра утром. Дело очень срочное.

Запись о факте разговора майор Эстор сделал во вторник 6 января 1942 г.

Следующим утром Неринг отправился в Орел - важную немецкую базу, расположенную в глубоком тылу, которая в единый миг очутилась на передовой. Генерал-полковника Шмидта на месте не оказалось. Он уехал к генералу Кюблеру, с Рождества командовавшему 4-й армией, которая теперь испытывала сильнейший натиск противника.

Неринга принял начальник штаба, полковник фон Либенштейн. Перво-наперво полковник угостил его разогретым куриным супом из консервной банки - генерал и по сей день помнит эту похлебку. После долгой дороги по холоду она пришлась тогда очень и очень кстати.

Либенштейн приступил к делу без преамбул:

– Ситуация в "окне" между Белевом и Калугой все более обостряется. Если немедленно не принять мер, Четвертая армия попадет в трудное положение. - Он указал на карту. - Крупные силы советских войск уже в тылу Кюблера. Командный пункт Четвертой армии в Юхнове находится на передовой. Резервов у нас нет. Правда, в конце декабря Верховное командование перебросило из Франции под Сухиничи Двести шестнадцатую пехотную дивизию генерала фон Гильзы, тогда как раньше первый натиск советских солдат приходилось отражать силами, собранными отовсюду. Но сейчас части дивизии Гильзы окружены советской Десятой армией. Гильза сражается отчаянно. Его люди не испытывают недостатка в хорошем вооружении, они дерутся смело, но они еще не научились воевать в условиях такой суровой зимы, к тому же снабжение их осуществляется преимущественно по воздуху. Гильза докладывает о нескольких тысячах раненых. Если русские волны размоют эту последнюю дамбу, произойдет катастрофа.

Неринг стоял у карты, изучая красные стрелки и кружки в знаменитом 80-километровом "окне" между Калугой и Белевом - за последние полмесяца эта брешь стала для штаба армии самым настоящим кошмаром.

– И что же предполагается? - спросил Неринг.

Либенштейн ответил:

– Чтобы стабилизировать обстановку в районе прорыва, у нас нет иного выхода, кроме как перебрасывать туда части с нашего Орловского фронта, хотя и тут противник жмет на нас со всех сторон. Мы должны соединиться с Гильзой и усилить нашу линию обороны. Вот туда вы со своей закаленной Восемнадцатой и отправитесь. Нет нужды говорить, что под ваше командование поступят и другие войска. Мы думаем придать вашей дивизии Двенадцатый стрелковый полк Четвертой танковой дивизии и Двести восьмую пехотную дивизию генерал-майора фон Шееле, которая только что прибыла из Франции и которая будет действовать южнее Белева как фланговое прикрытие. Но должен сказать, что нам пришлось позаимствовать из состава дивизии Триста девятый и Триста тридцать седьмой пехотные полки, поскольку они срочно понадобились Девятой армии в районе Сычевки.

Неринг, опытный командир, с честью выходивший из многих непростых ситуаций, вовсе не обрадовался предстоящему заданию. Но он понимал необходимость действовать.

Полкам понадобилось десять дней, чтобы покрыть примерно 200-километровое расстояние, двигаясь из района своей прежней дислокации через Орел, Брянск и Орджоникидзеград в район сосредоточения около Жиздры. Путешествие по холмам при температуре 40 градусов ниже нуля, в метровой глубины снегу стало самым настоящим адом.

Капитан Оскар Шауб из Вены, командир батальона 12-го стрелкового полка, рассказал о том, как солдаты продвигались по открытой местности. Узкие колеса орудий и тылового транспорта, вспоминает он, проваливались в снег по оси. Грузовики то и дело застревали. В общем и целом лучше всего дела шли у тех, кто пользовался гужевой тягой. Крепкие и выносливые маленькие колхозные лошадки, запряженные в волокуши или сани, делали в среднем пять километров в час. Моторизованные части с техникой на гусеничном и колесном ходу покрывали не более двух километров - половину того, что проходит пешеход в нормальных условиях. Лошади в таких условиях значительно превосходили грузовики и бронетехнику. В результате все танковые дивизии зимой широко использовали конную тягу. 16 и 17 января усиленная 18-я танковая дивизия приготовилась выступить из Жиздры. Левый фланг дивизии прикрывал 12-й стрелковый полк полковника Смило фон Люттвица, а оборону от неожиданных наскоков неприятеля на правом обеспечивали части 208-й пехотной дивизии. Район продвижения патрулировали усиленные дозоры лыжников. Дорогу колоннам очищали самодельные снегоочистители. Так началась операция "Сухиничи" - одна из наиболее необычных, отчаянных и рискованных операций во время зимней кампании.