Жорж Блон - Средиземное море

Вооружение магрибских флотов парусниками способствовало усилению пиратства. В Алжир прибывало все больше товаров и пленников.

Процессию пленников вели через весь город. Потом несчастных загоняли в подземные тюрьмы, и там приступал к делу переводчик: имя, страна, род занятий, финансовое положение.

– Капитан? Кормчий? Главный пушкарь? Мастер-конопатчик? Сюда!

Специалисты по мореплаванию могли быть уверены, что их не отправят на невольничий рынок; их знания представляли слишком большую ценность. Они попадут на пиратские суда, где могут сделать карьеру и, быть может, вновь занять капитанскую должность, если откажутся от своей веры и согласятся на обрезание. К врачам относились не хуже. Сменив веру, они тоже могли сделать карьеру. На невольничьи рынки не попадали также красивые девушки и молодые женщины. Поставщики гаремов платили хорошо. Красивые юноши тоже ценились.

Может удивить, что сортировка живого товара происходила в присутствии европейских чиновников. В Алжире имелся французский консул, а в Тунисе – вице-консул. Эти дипломаты пытались добиться возвращения без выкупа пленников или пленниц (кроме молодых и красивых), имеющих во Франции влиятельных родственников. В зависимости от времени и политической конъюнктуры им удавалось или не удавалось освободить их. Мавры всегда стояли перед дилеммой: либо пойти навстречу требованиям консулов за те или иные дипломатические уступки, либо сорвать крупный куш. Они выясняли ранг пленников по одежде, ухоженным рукам, бумагам, найденным при них. Так, Сервантес, привезенный пленником в Алжир (1575 год) и имевший при себе рекомендательное письмо к губернатору Нидерландов дону Хуану Австрийскому, оставался в неволе очень долго и пережил немало драматических событий, пока его не выкупили за громадную сумму. Пленников, за которых не могли дать выкуп, ждала участь каторжников.

Крупнейший невольничий рынок в Алжире, Бадестан, действовал несколько дней в неделю. Там продавали женщин постарше и менее привлекательных. Их покупали в качестве домашней прислуги. Детей, даже самых маленьких, без всякой жалости отрывали от матерей и отправляли на сравнительно легкие работы. Продавали и мужчин, за которых не могли дать выкуп. Все происходило точно так же, как в XVIII веке на невольничьих рынках Луизианы: возможные покупатели щупали мышцы, осматривали зубы, требовали от продавца:

– Пусть он побегает. Пусть отнесет мешок с зерном. Пусть эти двое поборются. Я возьму того, кто посильнее.

Пленников покрепче покупали за хорошую цену, а затем их владельцы сдавали своих рабов внаем. Землевладельцы и хозяева огородов покупали рабов для сельскохозяйственных работ.

И наконец, представители раисов приобретали гребцов для судов.

Одно время несчастные надеялись, что их выкупит какой-нибудь религиозный орден. И они знали, что выкуп будет тем выше, чем больше за них заплатят покупатели, а потому всегда жаловались на плохое здоровье и бедность. С другой стороны, если вас покупали за хорошую цену, к вам относились лучше, как к доброй лошади или ценной утвари. По свидетельству англичанина Окли, хозяева встречались всякие – и жестокие, и обычные.

Его купил моряк-мавр, чтобы сделать кузнецом на своем судне, которому предстояло отправиться в пиратскую экспедицию.

– А если придется напасть на соотечественников? Никогда!

– Я тебя понимаю. Отправляйся на сушу и зарабатывай себе на жизнь. Но помни, что ты мой раб и должен ежемесячно платить мне определенную сумму.

Окли некоторое время был кузнецом, потом открыл харчевню. Доходы от харчевни позволили ему войти в долю с одним из его соотечественников-рабов, который держал портняжную мастерскую для рабов.

«Рэндел работал вместе с женой и сыном, которые попали в плен вместе с ним, и их, по счастью, не разлучили. На материальное положение жаловаться не приходилось, но мы страдали от отсутствия свободы и религиозного утешения. Случайно мы встретились с товарищем по несчастью, англиканским священником Спрэтом. Три раза в неделю он читал нам Евангелие и молился вместе с нами. Мы собирались в подвале, который я арендовал. Иногда собиралось шестьдесят-восемьдесят человек, и, хотя наши молитвы доносились до прохожих, ни мавры, ни турки, ни разу не помешали нам».

Мавританский капитан, владелец Окли, потерпел несколько неудач, разорился и продал все свое имущество и рабов. Окли попал к «одному пожилому господину», который проникся к своему рабу дружескими чувствами и стал относиться к нему как к сыну.

«Мне хотелось обрести свободу, но из честности я не решался на побег». Окли считал, что, если побег удастся, его хозяин потеряет деньги, которые он заплатил за него, а это были деньги на старость. Честный раб поделился сомнениями со священником, и тот объяснил ему, что никто не имеет право на владение существом, созданным по образу Бога. В подвале, где они молились, Окли вместе с шестью соотечественниками собрали по частям лодку, которую закончили ночью на берегу. После многих приключений они доплыли до Майорки, а затем добрались до Англии.

Пример Окли показывает, насколько различны были условия жизни христиан-рабов в Берберии. Совершенно иным было существование несчастных, посаженных гребцами на галеры.

Полторы тысячи лет галера была самым распространенным судном на Средиземном море. С античности до XVIII века их формы, такелаж, оснастка, характеристики постоянно совершенствовались, но условия жизни гребцов на галерах – было ли это берберское, папское или королевское судно – не менялись.

В одной из книг я описал галеру в то время, когда она достигла совершенства, и объяснил, чем достигается слаженная работа этого пятидесятивесельного механизма, приводимого в движение пятьюстами рук. Этот живой движитель использовался на изящных судах с низкой посадкой длиной до 50 метров. На галерах имелись две мачты и паруса, но ими пользовались редко. Полуобнаженные гребцы стояли лицом к корме и впятером ворочали весло, садясь на скамью после каждого гребка. Живую машину поддерживали в рабочем состоянии с помощью кнута.

На платформе на носу галеры располагались пушки. На христианских галерах на корме устраивалось некое подобие каюты, затянутой тканями, где жили капитан и офицеры, обычно непомерно тщеславные люди знатного происхождения. Эти господа общались с гребцами через галерного старосту (нечто вроде боцмана), который командовал своим помощником и надсмотрщиками. Длинный узкий мостик от носа до кормы делил галеру пополам. По нему расхаживали помощник старосты и надсмотрщики, наблюдавшие за гребцами. На берберских галерах галерный староста, его помощник и надсмотрщики именовались иначе, но их функции оставались теми же.