Павел Лукницкий - Ленинград действует. Книга 2

Громко, чтобы слышала вся команда, капитан сказал:

– Товарищ помощник! Ваша вахта – вы и ведите пароход до места, а я пойду спать. В случае появления самолетов разбудите меня.

И, обратившись к вахтенному матросу, добавил:

– Стойте на носу и смотрите назад, на небо. А помощник капитана будет смотреть вперед. Так скорее увидите самолет!

И ушел вниз. Команда была ошеломлена, – казалось, что капитан рехнулся: «угробит и пароход и нас!»

Но постояв часа полтора на палубе, люди разошлись. Остался на носу только вахтенный матрос. Рейс оказался благополучным.

В порту, на коротком митинге, капитан сказал:

– Я плаваю по морям уже тридцать лет. Вначале меня укачивало больше чем кого-либо из вас, а вот привык – никакой шторм на меня не действует. И вы привыкнете!.. А жизнью вашей я дорожу так же, как и своей. И я за все отвечаю!..

Через два часа «Батурин» получил от диспетчера приказание следовать с одной баржей обратно на восточный берег. Ветер теперь дул с севера и усилился до семи баллов. Однако команда отнеслась к приказанию уже спокойнее.

Когда пароход с баржей обогнул мыс, защищающий рейд от наката волн, и вышел в озеро, зыбь начала быстро увеличиваться. Пароход шел против волн, они обрушивались на палубу. Послышались звуки, характерные для всех «неаккуратных» судов во всех морях: хлопанье дверей, стук незакрепленного инвентаря, скрип ослабших снастей.

Помощник механика Игнатьев выскочил из машинного отделения на палубу, нервно закричал:

– Капитан! На вахте стоять некому, всю команду укачало.

– А вас не укачало? – спокойно спросил Бархударов.

– Пока нет…

– Ну вот видите, какой вы молодец! – улыбаясь сказал капитан. – Из вас выйдет хороший моряк. Становитесь вместо кочегара!

Спускаясь в машину, Игнатьев пробурчал:

– Что за ленинградский черт попал к нам? Кто только его прислал!..

Зыбь и ветер настолько усилились, что «Батурин» потерял ход и, почти стоя на месте, глубоко нырял носом в пропасти между волн, а задравшаяся высоко корма дрожала от бешеного вращения винта вхолостую. Зеленый от качки помощник, стоя рядом с капитаном в рубке, непрерывно «травил» на палубу. Слабым голосом он спросил:

Капитан, скажи правду, нас не кувырнет?

Правду говоря, – нет, а если соврать, то да! – ответил капитан.

Тот ничего «не понял, приступ морской болезни снова заставил его высунуть голову из рубки. С кормы крикнули:

– Лопнула оттяжка буксирного устройства! Теперь идти дальше было рискованно – буксир мог вырвать все это «устройство», пароход потерял бы баржу, и если б даже поймал ее, то буксир некуда было бы закрепить, унесенную баржу выкинуло бы на камни Необходимо было поворачивать к берегу. Выждав наката самой большой волны, после которой обычно следуют маленькие, капитан быстро повернул пароход, сказав помощнику:

– Вот теперь, при малейшей оплошности, может кувырнуть Буксир дергает нас назад, не давая нам вывернуться, а волны обрушиваются на борт. Тут все дело в периодичности. Если период крупных волн совпадет с периодом максимального крена судна и дерганьем буксира, то нас обязательно кувырнет!

Помощник капитана, в недавнем прошлом кочегар, ухватился за стойку. Он ничего не понял в этих «периодах». Он только испугался, услышав: «обязательно кувырнет»… Но пароход уже повернул и плавно пошел к тихой бухте, слегка покачиваясь на попутных волнах.

– Вы теперь испытали настоящий шторм! – обратился капитан к бледной от качки команде, когда «Батурин» с баржей вошли в бухту. – Как видите, все обошлось! Вы теперь стали молодыми моряками, и уже не вам бояться ветров.

… В июле и августе штормов почти не было. Изредка в ясный, солнечный день в небесах появлялся немецкий разведчик, описывая круги над пирсами. Наши зенитки открывали огонь с берега и судов, разведчик удалялся… Когда в конце августа начались свирепые бомбежки, а потом и тяжелые штормы, все были уже опытными, хладнокровными моряками, сдружившимися со своим капитаном, и беспрекословно, в любых сложнейших и опаснейших обстоятельствах подчинявшимися ему.

К тому времени работа по ладожским перевозкам была уже хорошо налаженной. В пассажирские перевозки включились сотня тендеров и множество мотоботов, построенных в Ленинграде, на верфях побережья Ладоги и присланных вместе с командами речниками Мологи, Камы, Северной Двины и других рек. Эти юркие суда отходили от пирсов каждые пять – десять минут, они шли вереницами, между ними шли крупные озерные пароходы, военные катера, на помощь к ним при каждой опасности готовы были подойти канонерские лодки, в небесах патрулировали эскадрильи наших истребителей… Беспрерывный конвейер судов доставлял раненых воинов Ленинградского фронта и эвакуируемое ленинградское население с западного берега от пунктов Морье, Осиновец, Малая Каботажная к восточному берегу в Кареджи, Коболу, Лаврово. Обратными рейсами армада судов доставляла Ленинграду и Ленинградскому фронту все, что было им нужно, все, что скапливалось на гигантских складах восточного берега.

Чтобы во тьме избежать столкновений плавающих судов, были установлены правила движения по озеру: держаться правой стороны бакенов, расставленных вдоль трассы. Столкновения, к счастью оканчивавшиеся благополучно, все же случались, когда какойнибудь зазевавшийся старшина тендера или мотобота ударялся носом своего судна в корму идущего впереди, – дистанция между идущими сплошной вереницей судами не превышала иной раз десятка метров. Вероятно, нигде в мире такого грандиозного движения судов не было!..

Проложенная от Войбокалы до Лаврова железнодорожная ветка была тогда же, зимою, протянута вдоль восточного берега Ладоги далее к северу – до Кареджской песчаной косы, выступившей здесь незадолго до войны далеко в озеро, при его обмелении У основания косы появилась железнодорожная станция Песчаная коса. С этого времени все восточное побережье Шлиссельбургской губы превратилось в строительную площадку огромного Кобоно-Кареджского порта.

В шести километрах от косы, возле деревни Леднево, в отличных землянках разместились управление и все службы порта. С весны развернулось строительство судоремонтных мастерских электростанции, больницы и всего, что было необходимо городку, укрытому зеленеющей маскировкой так, чтоб его нельзя было обнаружить с воздуха.

Весной на низменном, песчаном восточном берегу озера были построены скоростными методами пять пирсов, каждый длиною примерно в полкилометра. Такое же строительство порта развивалось на западном, каменистом берегу Ладоги. Два пирса были построены в Морье, один – в Осиновце. По пирсам проложили узкоколейные железные дороги, по которым грузы передавались на берег и с берега вагонетками.