Исер Харэль - Похищение палача

Студент подошел к дому в тот момент, когда по двору навстречу ему проходили Клемент и Дитер. Кенет, хотя расстояние было значительным, сфотографировал их, применив телеобьектив. Мужчина вошел в сарай, а Примо постоял, беседуя с парнем на границе участка. Затем он подошел к маленькому домику и там снова задержался на некоторое время. Выполнив задание, Примо по указанию Кенета направился к киоску и сел а автобус.

В Сан-Фернандо они встретились на вокзале, и Примо рассказал, что спросил у лысого и его сына, какой дом тут продается – большой или маленький. Беседуя, он их сфотографировал. Потом студент разговаривал с хозяином маленького домика и обещал зайти через неделю с ответом.

4 апреля Кенет получил из дома долгожданную телеграмму: «Просим вернуться для отчета и определения дальнейших действий».

Сфотографировав Клемента, следователь был готов вернуться немедленно, но он не знал, получились ли снимки. Решили проявить пленку в Буэнос-Айресе. Но как отпечатать карточки без риска огласки? Вдруг фотограф знает Клемента? Ясно, что он поспешит рассказать такую новость.

Поразмыслив, Кенет решил не печатать снимки, а отдать проявить пленку в крупное фотоателье в районе, где было много отелей и туристических магазинов. Он сказал хозяину, что работа срочная, так как заказчик уезжает. Обычно пленки проявляли за неделю, но Кенет пообещал надбавку за срочность. Хозяин ателье торжественно заверил, что заказ будет выполнен через день.

Из ателье Кенет отправился за авиабилетами, но ему сказали, что все места распроданы до начала июня. После долгих уговоров он все же получил билет в Европу на 7 апреля. Кенет не очень огорчался из-за отсрочки: если снимки не получились, то будет время сделать новые.

На другой день он явился в ателье. Хозяин извинился и сказал, что карточки еще не готовы.

– Какие карточки? Я лишь просил проявить пленку!

– Она проявлена, но карточки не сделаны.

– Не нужны мне карточки. Я просил проявить пленку и хочу получить ее.

– Как вам угодно, сеньор. Но фотокарточки мы не печатаем, а отдаем подрядчику. Ваша пленка у него.

– Тогда дайте мне его адрес. Я поеду к нему и возьму пленку.

– Фотограф живет на другом конце города, его трудно найти. Даже шофер такси не найдет.

«Да этот тип врет! – подумал Кенет, – Ему зачем-то нужно выиграть время. Но зачем это ему?» – спросил он себя.

– Ну вот что! – решительно сказал следователь. – Вы меня подвели, и я требую, чтоб вы в моем присутствии позвонили своему подрядчику. Пусть он берет такси и за мой счет привезет пленку, не важно, готовы снимки или нет.

Кенет говорил, мешая английские и испанские слова, было ясно, что он очень сердит. Хозяин пошел звонить.

Время шло, но никто не приезжал. Кенет волновался все больше. Наконец появился молодой человек на мотоцикле и привез пакет.

Когда Кенет вскрыл его, то злость улеглась: фотографии удались лучше, чем можно было ожидать. Он знал, что им предстоит сыграть решающую роль в деле.

6 апреля он простился со своими помощниками, они также разъехались по домам.

Я встретился с Кенетом в самолете на пути из Парижа в Лод. После обмена приветствиями я спросил:

– Ты уверен, что мы нашли именно того, кого искали?

Кенет достал из кармана фотографию и сказал:

– У меня нет и тени сомнения.

С той минуты, как стало ясно, что нам придется тайно переправить Эйхмана в Израиль, я понял, что должен руководить операцией прямо на месте.

Предстояла трудная и с политической точки зрения сложная акция – пожалуй, самая деликатная из всех ранее проведенных нашей службой. Группе придется выдержать три труднейших экзамена: поймать Эйхмана, спрятать его на неопределенное время в тайнике, а затем переправить в Израиль, как только сложатся подходящие условия. На любом, и уж, конечно, на завершающем, этапе операции группе предстоит принимать решения, которые вправе санкционировать только высшая инстанция.

Что же касается политического аспекта, то в любом случае нас будут обвинять в нарушении суверенитета дружественной страны. Я не мог возложить на руководителя операции ответственность за разрешение всех возможных осложнений. Словом, мне следовало находиться в Аргентине с начала и до конца операции.

Но прежде надо было окончательно убедиться в том, что человек, чьи фотографии мне передали, – точно Адольф Эйхман. Телосложение и возраст сфотографированного человека совпадали с теми данными, которыми мы располагали, и все же... Ошибка могла нам дорого обойтись.

У нас не было отпечатков пальцев Эйхмана, поэтому оставалось всего три возможности: провести лабораторное сличение старых снимков Эйхмана и тех, что привез Кенет; предъявить фото Клемента людям, знавшим Эйхмана в лицо; послать в Аргентину кого-то из них и как-нибудь показать Клемента. Впрочем, и эти возможности не давали полной гарантии. Старые фото Эйхмана были плохого качества, а личное опознание спустя двадцать лет, да еще при других обстоятельствах, грозило ошибкой. Но иного выхода не было.

Найти людей, которые встречались бы с Эйхманом, оказалось не просто. Мы же не могли обратиться к широкой публике: мол, те, кто знает Эйхмана в лицо, соблаговолите явиться туда-то и туда-то. И даже поиски в ограниченном кругу могли дать нежелательный резонанс. Пойдет слух, что государственное учреждение интересуется Эйхманом. Поэтому решили для начала ограничиться расспросами старых активистов из Германии.

В то время у нас работала Мирьям Савион, родом из Германии. Сначала ей поручили обычную работу, но вскоре проявились ее одаренность и обширные познания, и госпожу Савион назначили на ответственный пост: она занималась поиском «легенд» и изготовлением документов для наших людей, выезжающих с секретными заданиями за границу.

Я пригласил ее и, не вдаваясь в подробности, спросил, знает ли она выходцев из Германии, которые были бы лично знакомы с Адольфом Эйхманом. И попал в точку. Мирьям рассказала мне, что в 1936-1938 годах Бено Коэн и доктор Ганс Фриденталь возглавляли сионистскую организацию Германии, причем Коэн отвечал за работу внутри страны, а Фриденталь – за внешние сношения, поэтому поддерживал контакт с министерством иностранных дел, с британским консульством в Берлине и с гестапо. Она сама слышала от Фриденталя, что он не раз бывал в канцелярии Эйхмана в столице рейха, и Бено Коэн – насколько она помнит – также встречался с ним в те дни.

Я послал Кенета к доктору Фриденталю. Он показал ему фотографии из Аргентины и спросил, знаком ли доктору этот человек. Фриденталь ответил: «Нет». Тогда Кенет спросил, знает ли он Эйхмана.

– О, да, – ответил Фриденталь. – Я видел его дважды, в 1938 году, обе встречи длились с четверть часа каждая.