Владимир Бушин - Эоловы арфы

- О, понимаем! - усмехнулся выведенный из себя Энгельс. - Ваш идеал небольшая буржуазно-крестьянская республика. Маленькое поле деятельности для маленьких непритязательных людей. Государство в виде несколько расширенной общины, кантона. Маленькая промышленность, маленькая торговля, маленькое богатство и маленькая бедность. Я бывал в Швейцарии и все это видел воочию. Ни внешней политики, ни активного участия в истории. Только внутренняя политика, сведенная к мелким распрям в семейном кругу. Тихая, уютная жизнь, полная благочестия и респектабельности. Этакая безмятежная Аркадия. Главная забота ее жителей - не оставить следа в истории. Вы мечтаете об этом!

В поднявшемся шуме и гвалте трудно было что-либо разобрать. Министры вскакивали с мест, что-то кричали, протестовали, доказывали.

- Да, они хотят именно этого! - крикнул Зигель. - Но они забывают, что времена таких Аркадий прошли. И не понимают, что генералу Пёйкеру плевать на их мечты. Ему безразлично, что предавать мечу и огню - Аркадию или Вавилон. Слепцы!

Маркс тронул за рукав Энгельса:

- По-моему, нам уже нечего тут делать. Эти обыватели боятся, что события могут поглотить их любезную Аркадию, и потому не ударят палец о палец, чтобы придать им больший размах.

- Ну ты хоть поешь. Смотри, какая прекрасная ветчина, - ответил вполголоса Энгельс. - Во всех случаях, одерживаешь ли ты победу, терпишь ли поражение, надо быть сытым. Мы бы не были материалистами, если бы думали иначе. - Глаза Энгельса озорно смеялись.

- Нет, не хочу, - сказал Маркс, отодвигая тарелку с ветчиной. - Да уже и время. Пошли, Фридрих, пора. Сказать им что-нибудь напоследок?

- Скажи Брентано, что он по духу родной брат эльберфельдского Хёхстера и что, таких типов мы уже давно изучили.

Маркс встал и поднял руку. Гвалт довольно быстро смолк.

- Господа, наш обед затянулся. Нас ждут другие дела. Позвольте на прощание сказать, что вам все равно не удастся переждать бурю в тихой заводи. Ближайшие дни вынудят вас принять важные решения. И если эти решения будут смелыми, достойными нашего революционного времени, то считайте нас своими друзьями и братьями; если же ваши решения окажутся продиктованными страхом и желанием избежать исторической ответственности, то ни на какое наше сочувствие вам рассчитывать не следует. Прощайте, господа. Нам пора.

Маркс и Энгельс поднялись из-за стола, кивнули всему собранию и вышли. По коридору шли молча. А когда спускались по лестнице в вестибюль, Энгельс устало проговорил:

- Министры, полковники, послы... И все это только для услады собственного честолюбия... Неужели то же самое ждет нас и на левом берегу Рейна?

Маркс ничего не ответил. Он тоже вдруг почувствовал, что устал - от переездов, от встреч и разговоров, но более всего - от безнадежности.

В вестибюле к ним бросился Руге:

- Ну как? Вы сказали ему? Он понял, что это неприлично?

- Послом во Францию назначен Карл Блинд, - спокойно сказал Маркс.

- Этот мальчишка?! - Руге задохнулся от возмущения. - Он на двадцать пять лет моложе меня. Это еще один способ унизить старого борца за свободу! Ну, хорошо. Я завтра же еду в Париж. Я докажу Брентано!..

- Да, да, докажите ему, по крайней мере, что вы знаете французский язык лучше, чем Блинд, - насмешливо сказал Энгельс и увлек Маркса к выходу.

После долгого неподвижного сидения в закрытом зале им захотелось пройтись и подышать свежим весенним воздухом. Гуляя, они забрели в городской сад. Весна была здесь во всем зрелом блеске. Где-то в глуши им попалась уединенная скамья, и они блаженно опустились на нее, откинулись на спинку, вытянули ноги.

- Ах, красота! - Маркс потряс головой и закрыл глаза. - По-моему, этот сад не только неизмеримо прекраснее, но и гораздо умнее, чем правительство Брентано. Если бы я не истратил все свое красноречие там, я объяснил бы этим деревьям необходимость похода на Франкфурт, и они, я уверен, пошли бы.

- Вне всякого сомнения, - охотно согласился Энгельс - Как Бирнамский лес.

Они помолчали, наслаждаясь прохладой тени, свежестью воздуха, буйством зелени.

- Знаешь, - вдруг встрепенулся Маркс, - я зверски проголодался. За этими словопрениями мне некогда было поесть. Надо бы куда-то пойти пообедать, но у меня нет сил...

- Я же тебе внушал: ешь, - нравоучительно сказал Энгельс. - Не хватает еще, чтобы из-за этих господ мы померли голодной смертью. - Он полез в карман, достал оттуда что-то завернутое в салфетку и протянул другу: - А ну...

- Что это?

- Ветчина.

- Откуда?

- Да оттуда! - Энгельс весело засмеялся. - С того самого стола.

- Фридрих! Ты с ума сошел! Правительственный обед... А если бы кто заметил?

- Кажется, министр внутренних дел заметил. Но мне наплевать. Что дороже - твоя жизнь или чье-то мнение обо мне? Уж если от Брентано нельзя добиться ничего больше...

- Но когда ты успел?

- Это уж мое дело. Тайна мастера.

- Тут и хлеб!

- Кто же ветчину ест без хлеба?

Маркс тоже засмеялся и принялся за еду.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

По последним сведениям, которыми располагали Маркс и Энгельс, временное правительство Пфальца должно было находиться в Шпейере - в городе, стоящем при впадении одноименной реки в Рейн, то есть на границе с Баденом, на самом восточном краю Пфальца. Туда на другой день утром друзья и отправились. Там они прежде всего надеялись повидаться со своим добрым приятелем Д'Эстером. Они хорошо знали его по Кёльну. Карлу Людвигу Д'Эстеру около сорока. Врач по профессии, он примкнул к революционному движению и вступил в кёльнскую общину Союза коммунистов, являясь одновременно членом Центрального комитета демократов Германии. До конца прошлого года, когда оно было разогнано кайзером, Д'Эстер был депутатом прусского Национального собрания, принадлежа к наиболее решительным деятелям левого крыла. У этого человека за плечами довольно богатый и разнообразный опыт, как жизненный, так и политический. Поэтому, когда началось восстание в Пфальце и он явился туда, то без особых усилий с его стороны приобрел большое влияние на членов временного правительства и на правительство в целом.

Маркс и Энгельс, естественно, рассчитывали воспользоваться и влиянием своего друга, и его осведомленностью во всех делах восстания. Но, увы, в Шпейере их ждала досадная неожиданность: правительство переехало в Кайзерслаутерн, с ним отбыл и Д'Эстер. Новое местопребывание правительства имело то преимущество, что находилось в самом центре Пфальца, но теряло бесспорное достоинство Шпейера, который находился в непосредственном соседстве с Баденом, с товарищами по восстанию.

Досада друзей была в значительной мере скрашена неожиданной встречей с Августом Виллихом. В недавпем прошлом прусский офицер, он уволился из армии, стал членом Союза коммунистов, деятельным революционером. Когда началось восстание в Пфальце, Виллих вместе с некоторыми другими соотечественниками, главным образом рабочими - участниками революции, находился в изгнании во Франции, в городе Безансоне, всего в нескольких десятках километров от Германии. Там он сформировал отряд - безансонскую рабочую роту - и явился с ним на помощь восстанию. Здесь, в Пфальце, отряд увеличился до нескольких сот, окреп и стал деятельной боевой силой.