Сергей Алексеев - Собрание сочинений (Том 2)

ЯБЛОЧКО

Раздувает гармонь мехи. Матросы на палубе пляшут.

- Вирова в круг!..

- Вирова в круг!

Вышел Виров в матросский круг. Замер, прислушался к такту. Для пробы левой, правой ногой притопнул. Хлопнул в ладоши над головой, по груди, по коленкам хлопнул. Сдвинулся с места и вдруг...

Эх, яблочко, куда ты котишься...

Виров начал матросский пляс. Как шатуны в паровой машине, заходили матросские ноги. Дятлом клюнули в палубу каблуки и тут же ударили по доскам градом.

Разметались, как косы, ленты, разлетелись, как крылья, ноги. Руки легли на грудь. Виров пошёл вприсядку.

Эх, яблочко, куда ты котишься...

Волчком закружился матрос. Каруселью прошёл по палубе. Словно в бубны бьют моряки в ладоши. Гармонь торопясь задыхается.

Любуется Нюта балтийцем. Ноги сами собой от земли отрываются. Смотрит Нюта на новые башмачки: кто же ей подарил такие? Вот бы в таких да самой бы в такой же пляс!

- А ну, выходи! - закричали матросы.

- "Барыню", "Барыню"!

- Выдай цыганочку!

Только зачем же Нюте теперь цыганочка, не нужна ей и "Барыня". Нюте по сердцу матросский пляс.

Хотела Нюта, как Виров, вприсядку. Сжалась пружиной. Секунда - и выбьет лихой перепляс. И вдруг качнулась, не удержалась на месте Нюта. Растянулась на палубе впласт. Бескозырка слетела. Ворот загнулся. Затылок о доски - стук. Шишка в пятак красуется.

Подбежали матросы.

- Я сама, - отстраняет их Нюта. Вскочила на ноги, гармонисту кивает: не жди, играй!

Запела гармонь переборами. А ну, не плошай, Анюта! Да только присядка - нелёгкий танец. Снова упала девочка. Рядом со старой - новая шишка, новый вскочил пятак. Опять поднимается Нюта. Снова лезет в матросский круг.

Переглянулись матросы.

- Ух ты, упорная девочка!

- Флотский, смотри, замах!

Однако тут появился Ванюта.

- А ну расходись.

- Как так, Семён Захарыч? - полезли матросы.

- Расходись, - повторил Ванюта. - Время военное. Какие тут игры, какие тут пляски. Где дисциплина? Забыли, что Ленин на съезде сказал?

При имени Ленина матросы притихли. Сжал гармонист мехи.

И вдруг:

- А ведь про пляски на съезде не было. Не было, - услышала Нюта знакомый голос.

Оглянулась - подходит Лепёшкин. Улыбается комиссар:

- А ну, гармонист, играй!

Разинулся рот у Ванюты: сам Лепёшкин пустился в пляс.

"Комиссар, а тоже туда же. Вот те и на!" - огорчился Ванюта.

ЖЕРЕБЧИК

Всё случилось совсем непредвиденно. Как-то Виров Нюту повёз в Петроград. Нюта давно о таком мечтала.

Сидят они в катере. Смотрит Анюта на морскую форму, на свои башмачки. Хороши башмачки! Кто же ей подарил такие?

- Хороши башмачки, - соглашается Виров. - Добрый у нас комиссар.

- Комиссар?! Так дядя Лепёшкин их мне подарил?

- Он, он, Николай Петрович.

Радостно Нюте. Светит апрельское солнце. За бортом о чём-то приятном шепчет морская волна.

- Разные есть города на свете, - стал рассуждать по дороге Виров. Есть город Лондон, есть город Нью-Йорк. Луга - уездный наш город, показал на себя матрос. - В Индии есть Калькутта, у китайцев Шанхай и Кантон. Ну, там Рим, и Берлин, и Париж, - сыпал названия Виров. - А всё же, считай, братишка, такого, как Питер, второго нет. Питер - великий город. Душа трудового класса. Никто не забудет семнадцатый год.

Ходили они по Литейному, ходили по Невскому, Летний смотрели сад. Стояли долго у Зимнего.

- Вот туточки, с этого самого места, - стал объяснять матрос, балтийцы пошли на штурм. Между прочим, и я, и Лепёшкин, - добавил он не без гордости.

- А вот тут (они стояли уже у Смольного) самое главное место, братишка, как раз и есть. Тут был товарищ Ленин. Отсюда зашагала Советская власть.

Долго ходили Виров и Нюта по городу. В заключение балтиец решил не отстать от других и тоже Нюте купить гостинец.

Явились на рынок. Время голодное. И пусто и людно. И людно и пусто. Народу хоть отбавляй. А вот с едой-то не очень густо.

Картошкой торгуют поштучно. Рюмками меряют пшено. Дороже золота фунт конины.

Виров и Нюта шли как раз по мясному ряду. Толстый мордастый мужик у прилавка. Лузгает семечки.

- Жеребчик, жеребчик, кому жеребчик! - выкрикивает он лениво.

Напротив замерла женщина. По виду работница. Солдатка ли, вдовая? Косынкой худобу на лице прикрывает. Рядом два малолетка - два тоненьких, в тростиночку, тельца. Держат за юбку мать, жадно глядят на конину.

Хотел пройти матрос. Да что-то его удержало.

Глянул на женщину, глянул на мальчиков. То ли вспомнил кого матрос. То ли просто душа у него такая. Только вдруг подошёл он к мордастому мужику, наклонился к прилавку. Выбрал Виров побольше кусок, повернулся и сунул вдруг женщине.

Та обомлела, не хочет брать.

- Бери же! - прикрикнул Виров. Повернулся опять к мужику, достал из кармана деньги, отдал что было.

Пересчитал торговец кредитки - мало.

- Разбой! - завопил мужик.

- Ах ты, шкура! - взревел матрос, схватил мужика за грудки.

- Караул! - ещё пуще кричит торговец.

Отпустил его Виров, расстегнул, скинул с себя бушлат.

- Заткнись, - бросил его мордастому.

Женщина стояла окаменев, на лице показались слёзы.

- Да что же я! Да право же, как? Да нет же. Заберите быстрей бушлат, - говорила она и протягивала конину Вирову.

- Но, но! - прикрикнул матрос, глянул на ребятишек и вдруг сказал тихо-тихо, словно горло ему сдавило: - Бери же, неумная. Может, им жизнь сохранит бушлат...

- Мразь, - помянул Виров торговца, когда они с Нютой оставили рынок.

Молча прошли два квартала. Свернули направо, вышли к Неве. "Вот и опять не купил гостинец, - сокрушённо подумал балтиец. - Что бы сделать такое для Нюты?" И вот тут-то Виров увидел автомобиль. Это был новенький "роллс-ройс" - машина с открытым верхом. Автомобиль стоял у какого-то здания. Шофёр, рябоватый парень с длинным горбатым носом, важно сидел на переднем сиденье.

"Вот бы Нюту промчать по городу, - мелькнула мысль у балтийца. Радость-то ей какая!"

- А ну, подожди, - обратился он к Нюте. Подошёл к парню, что-то тому сказал.

- Проходи, проходи, - отмахнулся парень.

- Уважь же, братишка, - просительно повторял Виров. - Да ей же такая штука, считай, как память на целую жизнь.

- Да что ты пристал! Не могу. Пойми, не могу.

- Ах, так... - не сдержался Виров. Он багровел, багровел. И вдруг вся злоба, не вылитая там, на мордастого, обрушилась здесь, на парня. Попомнишь морской кулак.

Виров ударил с левой, ударил с правой, нацелил в горбатый нос. Парень вскрикнул, схватился за щёки. В ладони, как в чашу, брызнула кровь.

О бесчинстве моряка с "Гавриила" на следующий день было передано в Кронштадт на Балфлот.

Стали выяснять, кто был в городе. Проверили - Виров. Впрочем, матрос и сам не отрицал мордобоя. Он лишь повторял:

- Эх, не того, не того побил. Оно бы мордастому врезать.