Тед Шварц - Хиллсайдский душитель [История Кеннета Бьянки]

Поскольку еще существовали сомнения в причастности к делу кузена Бьянки, доктор Ланд с удовольствием покончил с жуткими историями о мучениях и убийствах. Он уже провел значительную работу для полиции Лос-Анджелеса, однако решил пойти еще дальше и попросил Бьянки рассказать об устройстве дома Буоно. Таким образом можно было выяснить достоверность обвинений в адрес кузена Бьянки, а также установить, могли ли вообще эти убийства происходить там. Естественно, детективам предстояло проверить дом, чтобы убедиться, что он соответствует описанию. Бьянки начал набрасывать план:

— Здесь ванная, здесь запасная спальня… Здесь теперь комната отдыха. Это гостиная. Тут столовая. Это спальня Анджело… Здесь просто маленький сквозной закуток со стиральной и сушильной машинами… Выходите сюда, тут лестница, машину обычно ставят перед ступеньками или чуть дальше… там, где мастерская; потом идете туда, где темнее, там большой навес над мастерской, которая уходит вглубь.

— Там есть… есть что-нибудь наподобие высокой ограды или деревьев, которые заслоняют дом? — спросил доктор Ланд.

— Да, вот здесь… здесь теперь кованая ограда… а тут крыльцо. А заслоняет дом здание стекольной компании неподалеку, оно расположено ближе к улице. Дом Анджело в глубине квартала… Вот это, к примеру, улица, а тут тротуар. Его дом в глубине квартала, а стекольная компания рядышком, вот так.

— Вход здесь, правильно?

— Да. Дело в том, что рядом автомойка. Рядом автомойка; а с этой стороны стекольная компания… Так что получается очень удобно… понимаете, там… там действительно не…

— Можно было выглянуть и проверить, нет ли кого на улице, пока тело находилось в машине, или?..

— Да, Анджело мог подойти к двери… к двери или к окну, чтобы посмотреть, не едет ли кто. Обычно все это происходило поздно ночью, и машин было очень мало.

— И что он тогда говорил? «Все чисто» или что-то вроде этого?

— Да, — кивнул Бьянки. Потом подтвердил: — Там в это время никого не бывало — ни прохожих, ни машин.

На этом психиатр наконец завершил опрос. Доктор Ланд проделал большую работу, помогая лос-анджелесской полиции обосновать обвинение против Бьянки, а также предоставил беллингхемским властям дополнительную информацию о психическом состоянии подсудимого.

В заключении, составленном психиатром для судьи, помимо прочего, говорилось: «По моему мнению, Кеннет Бьянки страдает диссоциативной реакцией, крайне тяжелой, граничащей с психозом. Это состояние проявлялось у него с девяти лет и выражается периодами, в течение которых подсудимый не осознает своих действий, а впоследствии их забывает в результате амнезии. В процессе некоторых периодов больной проявляет чрезвычайно сильную неосознанную (подавляемую) враждебность по отношению к женщинам. Наилучшую демонстрацию вышеописанного можно увидеть на некоторых видеозаписях, сделанных, когда Бьянки находился под гипнозом и выступал в качестве совершенно иной личности, называющей себя Стивом. Действительно ли Бьянки страдает расщеплением личности, на мой взгляд, вопрос спорный, но, несомненно, психологическая динамика сильно расстроенной структуры его личности схожа с описанной динамикой расщепления личности, являющегося подвидом диссоциативной реакции. Вопрос о симуляции подсудимым симптомов диссоциативной реакции (напр. амнезии) я довольно подробно рассмотрел в прошлом месяце».

Далее доктор Ланд прокомментировал попытки Бьянки выдать себя за психолога: «Мои собственные наблюдения свидетельствуют, что подсудимый не настолько подкован в психологии и не настолько умен, чтобы сконструировать изощренную историю, которая обеспечила бы ему невменяемость. Более того, тогда пришлось бы предположить, что Бьянки начал замышлять стратегию совершения убийств, а заодно и свою защиту в девять лет, поскольку именно в этом возрасте впервые проявились симптомы душевного расстройства. Бьянки страдает не просто „удобными провалами в памяти“. По-видимому, у него действительно имеется амнезия на события различной давности, которая подтверждена документально и не связана ни с нынешними уголовными обвинениями, ни вообще с какими-либо уголовными обвинениями».

Итак, многостороннее психиатрическое освидетельствование завершилось. Следующим важным событием стал суд над Бьянки, повлекший многочисленные последствия для родных, близких и всей правовой системы в целом.

Теперь сомнения оставались лишь у Келли. Кен часто писал ей — то были письма любящего человека, а не безумца.

— Кен рассказывал мне о своей чувствительности, о своем понимании того, что я тоже могу быть эмоционально уязвима, — признавалась Келли. — Он говорил, что его сердце разбито, что каждый новый день для него тяжелее предыдущего. Камера будто сжималась вокруг него, заключение подавляло все чувства, кроме любви, которую он испытывал ко мне и Шону.

Кен написал и Шону, — добавила Келли, — хотя пройдут годы, прежде чем наш сын сможет прочесть это письмо. Кен говорил, как ему стыдно и как сильно он любит нашего малыша. Сказал Шону, что постоянно думает о нем и мечтает когда-нибудь снова обнять сына и стать ему настоящим отцом, а не воспоминанием. В послании Кена было столько любви и столько муки, что я не могла читать его без слез.

На пятницу 19 октября 1979 года было назначено слушание по вопросу о вменяемости Кена Бьянки в суде округа Уотком. Оно обещало стать крупнейшим судебным разбирательством в Беллингхеме, и интерес публики к нему был велик. К половине девятого утра собралось около пятидесяти человек, включая нескольких старшеклассников, изучающих психологию, и парочку влюбленных, забредшую сюда потехи ради. Пока полиция и сотрудники управления шерифа проверяли всех пришедших металлодетекторами, парочка прямо в очереди начала целоваться и обниматься. Для влюбленных слушание ничем не отличалось от очередного свидания — все равно что в пятницу вечером сходить в кино на «ужастик» с монстрами, только сегодня монстром был психически нестабильный человек по имени Кен Бьянки.

Сначала в зал впустили репортерский корпус. Единственный среди них фотограф из «Беллингхем гералд» должен был делать снимки, которые собирались разослать в газеты и журналы по всей стране. Радиожурналист вооружился портативной полицейской радиостанцией и широковещательным передатчиком, чтобы при первой возможности выйти в прямой эфир. Велась аудио- и видеозапись, хотя прямую трансляцию слушания запретили.

Журналистов разместили на скамье присяжных, поскольку разбирательство проводилось только для судьи Джека Куртца. Один из присутствующих заметил, что репортеры будто судят и обвиняемого, и зрителей.