Анджела Галлоп - Когда собаки не лают. Путь криминалиста от смелых предположений до неопровержимых доказательств

Тот факт, что Карлотто не было никакого смысла врать по поводу подобных деталей, мог указывать на то, что он говорил правду. И если это было так, то кто-то, должно быть, убрал коврики и бросил одежду в ванну, когда тот выбежал из квартиры. Возможно, следы крови на выключателе во второй спальне оставил кто-то с испачканными кровью пальцами – тот, кто выключил свет после ухода Карлотто. Может быть, кровавые следы на ручке двери внутри ванной и на стоявшей на некотором расстоянии от нее вешалки для полотенец были оставлены кем-то с окровавленными ладонями. И вполне возможно, что этот «кто-то» напал на Маргариту, а после спрятался в ванной, когда Карлотто позвонил в дверь.

Ситуация усугублялась еще и тем, что те самые эксперты, выступавшие на стороне обвинения, может, и были очень опытными, но им не хватало знаний в области криминалистики. Одним из показательных примеров, доказывающих это, был тест с применением реагента люминола, использованный для выявления следов крови.

Люминол – это органическое соединение, вступающее в хемилюминесцентную реакцию с кровью, что приводит к появлению заметного в темноте свечения. Этот метод применялся в Великобритании задолго до начала моей работы в ЭКС в 1974 году. Более того, к тому времени он был уже настолько устаревшим, что почти никто и не помнил, как этот анализ проводить. На самом деле подобный тест невероятно эффективный – с его помощью можно обнаружить кровь в растворах вплоть до одной части на миллион. В общем, тесту нет равных для обнаружения следов крови в том случае, когда невозможно увидеть их невооруженным глазом. Например, на сложной цветастой поверхности, такой как ковры с запутанными узорами, либо когда предприняты попытки отмыть кровь, либо если необходимо отследить кровавые отпечатки от обуви, когда они уже давно перестали быть видимыми. При этом у такого метода есть и существенные недостатки: проводить тест необходимо в полной темноте, регистрируя реакцию, которая по мере наблюдения становится все более слабой.

Именно из-за этих недостатков в Великобритании вместо люминола стали использовать другие реагенты, такие же невероятно чувствительные, которые можно применять при свете дня. Но бывают ситуации, когда тест с люминолом действительно может быть чрезвычайно полезен, и с тех пор я не раз его использовала, хотя уж точно не для тех целей, для которых он был применен в ходе расследования в Италии.

Проблемы по делу Карлотто осложнялись еще и тем, что итальянские судмедэксперты считали, будто высохшая на ткани кровь больше не может быть перенесена на что-то другое. Это не так (возможно, их запутало то, что, чем больше времени прошло с момента появления крови, тем сложнее ее растворить, а это необходимо для определения ее группы). Высохшая кровь под внешним воздействием может превращаться в пыль – например, при складывании и раскладывании, когда вещь достают из пакета для вещественных доказательств, а затем кладут обратно, и ткань одежды мнется. Поэтому, если есть даже незначительное кровавое пятно на каком-либо предмете одежды, порошок из высохшей крови может быть разнесен по остальной поверхности ткани. Тогда при проведении анализа с помощью чувствительного люминола пятно крови может показаться значительно более крупным, чем было на самом деле.

Чтобы продемонстрировать это и набраться опыта в работе с люминолом, я провела множество экспериментов, доказавших, что в определенных обстоятельствах можно получить совершенно ошибочное представление о масштабах следов крови на предмете при использовании этой методики. Думаю, именно это и произошло в деле Карлотто. Хотя судмедэксперты и решили, будто проведенный ими анализ подтвердил, что одежда Карлотто была измазана кровью, на самом деле на ней были лишь незначительные пятна, которые полностью соответствовали описаниям событий по его версии.

В Италии судопроизводство следственное – в противоположность состязательному, как в Великобритании, поэтому суды выполняют несколько разные функции: помимо вынесения решения по делу они участвуют и в проведении расследования. Как результат – и уж определенно в то время – «уважаемым» экспертам могут быть даны куда большие полномочия, чем следовало, и их мнение могло восприниматься недостаточно критично. Должна признать, что это бывало и в Великобритании, пока 70 или 80 лет назад не стало очевидно, что даже такие люди, как университетский преподаватель и патологоанатом Бернард Спилсбери [15] Сэр Бернард Генри Спилсбери – известный британский ученый, судебный эксперт. Внес заметный вклад в развитие судебно-медицинской экспертизы как источника первостепенных доказательств для следствия и суда; не раз выступал на стороне обвинения как эксперт. , тоже способны допускать ошибки, и доверие к ним вместе с уверенностью в их непогрешимости стало сходить на нет.

Выдающийся судмедэксперт, представлявший большую часть результатов судебной экспертизы на слушаниях в Венеции, на которых я присутствовала, явно выходил далеко за пределы своей компетенции. Но поставить его слова под сомнение было попросту некому. Как и полиция, этот судмедэксперт, казалось, решил, что Карлотто убил Маргариту Магелло, и свои экспертные показания давал чрезвычайно уверенно. Родные Карлотто годами пытались оспорить вынесенный ему приговор. Тем не менее, хоть его и освободили из тюрьмы по болезни, Карлотто все равно считался виновным. Я очень жалела его и его родных, ведь им приходилось сидеть и выслушивать все эти крайне антинаучные доказательства и возмутительные заключения, на которых главным образом и основывался его обвинительный вердикт.

Еще более удручающим было случившееся в отдельном помещении за залом суда. Судей, барристеров, членов семьи Карлотто и нескольких других людей, включая меня и директора криминалистической лаборатории в Париже, попросили перейти в эту комнату, чтобы судмедэксперт мог показать нам слайды с изображением пятен крови на одежде Карлотто. Он уже заканчивал свою презентацию, как вдруг мы услышали, как какие-то люди снова и снова что-то скандируют. Шум доносился из зала суда, и когда я спросила у переводчика, что они говорят, он мне ответил: «Assassino. Это значит убийца». Еще более невероятным, чем сам факт происходящего, казалось то, что никто не попытался положить этому конец.

Директор французской лаборатории также выступала на стороне семьи Карлотто, и ее результаты во многом совпадали с моими. К сожалению, после долгих колебаний было принято решение не разрешать защите приглашать собственных экспертов. Я не могла категорически утверждать, что Массимо Карлотто не был убийцей, но не было совершенно никаких научно обоснованных доказательств того, что он совершил это преступление. Однако тем ужасным «экспертам» удалось убедить всех вокруг в существовании таких доказательств. Я ощутила себя совершенно бессильной: у меня на руках были доказательства, бросавшие значительную тень на доводы экспертов, но кто-то решил не дать мне возможности представить их суду.