Григорий Диков - Стандарты справедливого правосудия [международные и национальные практики]

Действующая редакция ГПК РФ устанавливает трехмесячный срок на обжалование в порядке надзора со дня вступления в законную силу обжалуемого судебного постановления (ч. 2 статьи 391.2). При этом в ч. 4 статьи 112 сказано, что восстановление пропущенного срока допустимо, если обстоятельства, объективно исключающие возможность подачи надзорной жалобы в установленный срок, имели место в период не позднее одного года со дня вступления обжалуемого судебного постановления в законную силу.

Данная формулировка представляется неудачной, поскольку, если понимать ее буквально, срок на обжалование в порядке надзора может быть восстановлен и в тех случаях, когда обстоятельства, исключающие обжалование судебного постановления, возникли по истечении установленного Кодексом трехмесячного срока на обжалование. Обоснованность восстановления срока в таких случаях вызывает сомнения. Кроме того, остается неясным, парализуется ли возможность восстановления срока, если данные обстоятельства, возникнув до истечения общего трехмесячного срока на обжалование судебного акта в порядке надзора, отпадут по истечении годичного срока, предусмотренного ч. 4 статьи 112 ГПК РФ.

Сохраняющаяся неясность временных параметров обжалования судебных постановлений в надзорную инстанцию порождает неопределенность в вопросе о соответствии такого регулирования Европейской конвенции.

В российской процессуальной науке дореволюционного периода, в частности в трудах М. Малинина, В.М. Гордона и А.Х., окончательность судебных решений, конечность сроков и процедур обжалования судебного решения связывались с обеспечением «определенности правового состояния» [104] Труды указанных авторов с точки зрения выявления соотношения между целями гражданского процесса, достижением истины по делу и установлением процессуальных сроков впервые в современной российской процессуальной науке подробно проанализированы в статье Е.А. Виноградовой «Процессуальные сроки и истина в состязательном гражданском процессе: сравнительно-правовой аспект» // Forging a Common Destiny. Vol. 2. L. : Wildy, Simmonds & Hill Publishing, 2005. Р. 813—866. (Нумерация страниц дается согласно тексту данной статьи, представленному по адресу: http:// www.msses.ru/education/faculties/law/materials/sroki_i_istina.doc ). См. также книгу Е.В. Исаевой «Процессуальные сроки в гражданском и арбитражном процессе» (М. : Волтерс Клувер, 2005). Эти две работы можно рассматривать как достижения современной доктрины гражданского процесса в исследовании проблем правовой определенности в данной отрасли права. . Такой подход соответствует современной концепции принципа правовой определенности, который в толковании Европейского суда по правам человека препятствует бесконечному или чрезмерно длительному — с точки зрения сроков и множественности стадий — обжалованию решений, обладающих статусом res judicata.

В советский период развития гражданского процессуального права указанный подход к окончательности судебных решений сменился диаметрально противоположным, основанным на отказе от предельных сроков обжалования вступивших в законную силу судебных решений, а также от ограничения оснований для их отмены обстоятельствами исключительного характера. В одном из фундаментальных трудов по советскому гражданскому процессуальному праву указывалось: «Институт пересмотра решений в порядке надзора, введенный впервые в мире в советский гражданский процесс, имел целью максимальное обеспечение объективной (а не формальной) истины в судопроизводстве, а для достижения этой цели новую проверку дела, несмотря на то, что решение вступило в законную силу (а иногда и было исполнено)» [105] Курс советского гражданского процессуального права. Цит. по: Исаева Е.В. Указ. соч. С. 37—38. .

В практике работы судов и прокуратуры советских времен преобладали два аспекта: ликвидация незаконных решений и широкое вмешательство государства в судьбу уже разрешенного дела (т.е., по сути, в частноправовые отношения). «Такой аспект, как снижение устойчивости решений, затягивание исполнения ввиду бесконечного и по малейшему поводу обжалования решений, хотя и не отрицался, но явно не был в числе приоритетных — система из трех надзорных инстанций служит тому подтверждением» [106] Терехова Л.А. Указ. соч. С. 136. .

Указанным выводом подтверждается фактическое установление приоритета принципа законности, которым в данном случае обосновывалась также необходимость контроля государства за частноправовой сферой, или над правовой определенностью в современной терминологии. Требование законности при этом, в том числе и в современной системе правового регулирования, используется как противовес правовой определенности и направлено на реализацию целей общего характера, а именно на обеспечение единообразия судебной практики или защиту публичных интересов. В таком понимании законность вступает в противоречие с правовой определенностью как принципом, направленным на защиту индивида в его отношениях с государством или иным публичным образованием.

В последнее десятилетие постепенно актуализируется подход, который, по сути, радикально меняет сложившуюся на протяжении десятилетий истории советского и нового российского процессуального права диспропорцию между стабильностью и законностью судебного решения и ориентирует на поиск разумного баланса между ними.

Практика Европейского суда по российским делам, связанным с отменой судебных решений, вступивших в законную силу, а также ее обобщение и систематизация в постановлении Конституционного Суда от 5 февраля 2007 года № 2-П и в последующих решениях являются главной движущей силой этого процесса, определяя ориентиры и для законодателя, и для правоприменительной практики [107] О значении указанного постановления Конституционного Суда РФ для развития российской процессуальной доктрины, законодательства и практики см., в частности: Филатова М.А. Значение постановления Конституционного Суда Российской Федерации от 5 февраля 2007 г. № 2-П для реформирования гражданского судопроизводства // Актуальные проблемы развития судебной системы и системы добровольного и принудительного исполнения решений Конституционного Суда РФ, судов общей юрисдикции, арбитражных, третейских судов и Европейского суда по правам человека: сб. научных статей. Санкт-Петербург ; Краснодар : Юрид. центр Пресс, 2008. С. 102-120. .

Из практики Европейского суда по делам о пересмотре и отмене вступивших в законную силу судебных актов можно сделать два основных вывода.