Филипп Гут - Свидетель века. Бен Ференц – защитник мира и последний живой участник Нюрнбергских процессов [litres]

В день Д подразделение Бена должно было участвовать в операции. Бен сгорал от нетерпения, но, к его сожалению, планы изменились, и сначала через Ла-Манш переправили соседний батальон. «Теперь, когда началась большая «игра», я немного разочарован тем, что не участвую в наступлении. Я знаю, что мне стоит радоваться, ведь так я остаюсь в большей безопасности, но очевидно, что после всех тренировок и ожидания, учитывая важность события, я страстно хочу быть в его эпицентре», – признался Бен. Создавалось ощущение, что в последний момент его отправили на «скамейку запасных». Вместо того чтобы высадиться 6 июня, он ступил на берег «Омаха» Vспустя целый месяц. Переход через пролив под палящим солнцем показался ему бесконечным. Повсюду были видны следы битвы, над водой торчали обломки затонувших кораблей. Маневренные десантные лодки доставили солдат в зоны высадки. Бросили трап. Бен взял винтовку на плечи и спрыгнул. Большинству солдат вода доставала до колен, Бен оказался в воде почти по пояс. В колонне они поднялись на холм. «Длинная цепочка солдат, идущих друг за другом, поднимаясь на холм, образовала примечательный силуэт на фоне неба», – записал Бен в дневнике.

Укрепленные позиции немцев превратились в «разгромленный бомбардировками хаос». Бен заметил огромный взорванный бетонный бункер с уцелевшим скелетом стальных арматур. Вокруг громоздились остатки немецких 88-миллиметровых зенитных орудий. На американском военном кладбище тянулись ряды свежеокрашенных крестов – молчаливых свидетелей того, «что было совсем нелегко» оттеснить вермахт. Бен глянул на море, и его глазам открылось «живописное зрелище»: заградительные аэростаты для защиты от вражеских самолетов, буксируемые кораблями союзников, выглядели так, «как будто над нашими судами парили серебристые рыбы».

Следующие недели и месяцы 115-й зенитной батальон участвовал в освобождении Франции. Он следовал за наступающими американскими танками, отставая на несколько дней. Маршрут пролегал через Ле-Ман, Орлеан, Санс, Люневиль и Нанси до границы с Германией. Иногда от линии фронта их отделяло тридцать километров, а иногда – меньше десяти. Днем обычно было тише, а по ночам, когда немецкая авиация начинала бомбить дороги, мосты и войска союзников, зенитчики открывали огонь. Бен привык к шуму и все же засыпал в бункерах, обложенных мешками с песком. Поначалу американцы продвигались медленно, затем развили стремительный темп. Они поняли это в начале августа на подходе к городку Сен-Илер-де-Ланд в Бретани. Вдоль дорог лежали черные, вздутые трупы немецких солдат. «Я чувствовал запах, когда подходил ближе», – писал Ференц. Это означало, что немцы не успевают хоронить павших. «Немцы отступают так быстро, что мы с трудом поспеваем за ними», – отметил Бен в Алансоне 15 августа. Французы тепло и радостно встречали наступавших американцев. «Я мог завести сотни знакомств», – вспоминает Бен. Он любил беседовать с местными жителями и узнавать, что они думают и чувствуют. В Шато-дю-Го, к югу от Сен-Илер, Бен познакомился с девушкой – «умной, привлекательной и моего роста». Она была «благочестивой католичкой и вела себя очень сдержанно», и Бен счел ее «очаровательной». Оказалось, что ее отцу принадлежит замок. Конечно, Бена, а вместе с ним и других американцев (обычно это были офицеры) приглашали в гости. Там он познакомился со всей семьей. В поместье было небольшое озеро, где он купался с «девушкой из замка». Потом она отвела его в местечко, которое было «очевидно любовным гнездышком». «Нам удалось сбежать от остальных, пробежав через лес в укромное местечко. Как только мы остановились, чтобы перевести дыхание, милая мадемуазель, к которой я никогда раньше не прикасался, обвила меня руками и начала страстно расцеловывать в щеки», – описывал Бен свое приключение. Она была «явно неопытной», но не такой застенчивой, как он подозревал. «Одно вело к другому, и я вынужден признать, что этот удивительный роман был очень приятным, – откровенничал он в дневнике. – В тот вечер мы ушли на фронт».

13 сентября, недалеко от Сен-Дизье на северо-востоке страны, он написал: «С момента моей последней записи мы проехали через всю Францию. Немцы в панике отступали, а мы продолжали наступать им на пятки». Во время прорыва он был слишком занят, чтобы делать заметки. К этому моменту оккупационные силы были в основном изгнаны. Столицу Франции Париж освободили 25 августа. Через день лидер Сопротивления генерал Шарль де Голль под всеобщее ликование народа вернулся из лондонской ссылки. Он сформировал первое временное правительство. Режим Виши, сотрудничавший с национал-социалистами, рухнул. Союзные войска также продвигались с юга по рекам Рона и Сан. Они принесли долгожданное облегчение 3-й армии VI, как отметил Бен. Оставалось подождать, пока пехота перейдет Мозель, чтобы нанести «последний удар». «Немцы спешно отправились в Германию, где мы непременно встретимся снова», – записал Ференц.

Между тем у Бена появилось новое увлечение. В «прекрасном городе» Сансе он нашел «еще один замок и пышногрудую блондинку». Он уже знал, что «проблема любви во Франции» состоит в том, чтобы избавиться от внимания «старшего поколения», ведь семья и близкие цепляются за девушку «как кучка голодных кровососов». Но как только смущенная парочка уединится (хотя это почти невозможно), все остальное произойдет «само собой». «Крайне любопытные нравы», – подытожил Бен.

Вскоре зенитные батареи двинулись дальше. К ним присоединился 313-й пехотный полк 79-й дивизии. Пушки палили из всех стволов по отступавшим с боем немцам. «Тот факт, что следующая бомба может взорваться рядом со мной, не вызывал у меня сильных переживаний», – записал Бен 17 сентября. В Люневиле (Лотарингия) он снова смог насладиться приятными сторонами солдатской жизни. Танки Паттона вошли в город. Вермахт все еще укрывался в окрестных лесах и жаждал мести. Бен дежурил на мосту и предупреждал местных жителей об опасности вражеского обстрела. Во время его вахты на мост выехала на велосипеде девушка лет двадцати. Бен остановил ее и сообщил, что здесь начинается зона обстрела. Поблизости рвались бомбы. Девушка ответила, что торопится домой, и рванула прочь, игнорируя опасность. На следующий день они случайно встретились, и девушка пригласила Бена в гости отпраздновать «день освобождения Люневиля». Ее отец был профессором университета в Нанси, мать – учительницей. Каким-то неведомым образом они смогли устроить настоящий пир. На столе были тушеный в вине кролик, которого профессор поймал сам, рыба, жареный цыпленок и шампанское, хранившееся в подвале с начала оккупации. Хозяева чокались с Беном и произносили тосты за американцев и «освобождение». Более четырех лет они ждали этого момента и были счастливы разделить с ним праздник. Бен знал, что в повседневной жизни так не пошикуешь: «Обычная трапеза состояла из супа, картошки, макарон, пары кусков хлеба и грецких орехов». Он все чаще навещал гостеприимную семью и приносил с армейской кухни больше еды, чем съедал сам. Бен писал в дневнике: «Чувства были платоническими, но чудесно разнообразили армейскую жизнь».