Алексей Величко - «Македонские легенды» Византии

Естественно, содержание этого письма не являлось секретом для императора, и он стал понемногу вносить коррективы в свою церковную политику. Как опытный правитель, Василий I понял, что св. Игнатий оказался не в состоянии преодолеть образовавшийся церковный раскол на Востоке, где нередко в епархиях фактически находились по два епископа – один, поставленный св. Игнатием, другой – св. Фотием; случай, совершенно недопустимый по церковным канонам. Патриарх св. Игнатий вконец запутался между своими пристрастиями к «папской» идее, царскими указаниями и собственным клиром, где все громче раздавались голоса недовольных, которые обоснованно указывали на совершеннейшее забвение былых прерогатив Константинопольского престола78.

Но самую большую обеспокоенность императора вызывал описанный выше «болгарский вопрос» – кто вправе духовно окормлять Болгарию: Рим или Константинополь. Очевидно, для него было далеко не безразлично, как этот вопрос решится: по существу, речь шла о возможности политического влияния на беспокойного соседа. Василий Македонянин прекрасно понимал, что тот характер отношений, который сложился между Римским епископом, Константинопольским патриархом и Византийским царем, не может продолжаться вечно, а в силу своей неопределенности и искусственности рано или поздно неизбежно приведет к жестокому расколу.

На настоящий момент времени папа пока еще опасался открыто выступать против императора, всецело завися от его военной помощи. Но завтра, когда обстоятельства изменятся, таким ли уж лояльным останется Римский епископ? Вопрос, конечно, риторический. С учетом же того, что папа уже более 100 лет все более и более тяготел к союзу с Западным императором, чем к восстановению прежней близости с Константинополем, церковный вопрос относительно Болгарии очень быстро и легко мог трансформироваться уже в сугубо политическую проблему. Утрачивать же влиние Византии на Болгарию Македонянину совершенно не хотелось – он прекрасно понимал всю важность этой страны для своей державы. А потому император решил осторожно и незаметно «переиграть партию», вызвав из небытия униженного и лишенного всех прав св. Фотия.

Судьба опального патриарха первое время после Собора 869—870 гг. была печальна: его сослали в Стенос, где располагалось много монастырей, и держали на положении государственного преступника. Даже он, мужественный и хара́ктерный человек, писал в одном из писем друзьям: «Не говорю о чем-либо ином, я требую просто, чтобы соблюдались в отношении меня права человека. Я заточен, разлучен с родственниками, друзьями, слугами, у меня отнято всякое человеческое утешение. Моя жизнь хуже смерти». Однажды экспатриарх серьезно заболел, но тщетно в течение 30 дней просил пригласить к себе врача. Но, к разочарованию «игнатиан» и Византийского правительства, ни св. Фотий, ни его сторонники так и не приняли определений недавнего Собора, равно как и патриаршество св. Игнатия. Более того, ни один епископ, посвященный в сан св. Фотием, не признал нового патриарха.

Но теперь для них все изменилось. В 876 г. был отозван из ссылки св. Фотий, которому император предоставил для жительства Магнаврский дворец и поручил, как педагогу, воспитание своих детей. Для знающих людей, к которым следует отнести не только придворных сановников, но и столичный клир вместе с патриархом, это был не просто знак, а символ грядущих решительных изменений. Затем с разрешения василевса бывший патриарх организовал великолепную библиотеку и попутно открыл школу для обучения детей высших сановников. А вскоре Василий I предпринял довольно рискованную комбинацию для снятия анафем со св. Фотия и его сторонников.

Разумеется, св. Фотий интересовал императора исключительно в качестве предстоятеля Восточной церкви. Но как вернуть св. Фотию ранее отобранное? – вот вопрос. А потому объективные обстоятельства вынуждали царя вновь отправить соответствующие запросы в Рим, к папе, ведь без него сделать это было невозможно. На этот раз послание ушло к Иоанну VIII – тот стал понтификом после смерти Адриана II. Однако если император ранее обращался к апостолику с тем, чтобы низвергнуть св. Фотия, то теперь волей-неволей приходилось прибегать к его услугам, но с противоположной целью.

Василевс отдавал себе отчет в том, что в создавшейся ситуации требовался внешний (для Восточной церкви) духовный авторитет, чтобы примирить «игнатиан» с «фотианами», не задействуя ресурс императора: по обыкновению, Василий I желал официально оставаться над событиями. Эта задача казалась тем более сложной для выполнения, что св. Игнатий был еще жив и занимал Константинопольский престол. Но не успел папа ответить на первое (и осторожное) письмо царя, как 23 октября 877 г. св. Игнатий скончался в возрасте 80 лет. Рассказывают, что перед смертью он поинтересовался, какой нынче праздник, а затем умер со словами: «Живите благополучно! Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь»79.

Прошло буквально 3 дня, и св. Фотий вновь занял патриарший престол византийской столицы, к несказанной радости подавляющего большинства восточных епископов и мирян. Тем не менее проблема примирения нового патриарха с Римом сохранялась, и это стало новой, главной задачей, которую должен был решать император. Трудность ее обуславливалась тем, что такой исход с железной последовательностью означал необходимость для папы Иоанна VIII отозвать те декреталии, которые ранее выносились его предшественниками на Римском престоле по данному вопросу.

Впрочем, Василий Македонянин точно учел, что военная зависимость папы от него все еще продолжала сохраняться, и тонко на этом сыграл. Он дал понять папе, что только примирение двух «вселенских» кафедр может дать мир Кафолической Церкви и обеспечит успех в войне с арабами. А победив, он, как единственно легитимный Римский император, в состоянии положительно решить вопрос о Болгарии. Но это как бы к слову, а сейчас главное решить вопрос о восстановлении св. Фотия на патриаршестве.

И папа Иоанн VIII не смог удержаться от соблазна получить вожделенную болгарскую страну в свои владения. Он положительно ответил императору, найдя доводы, позволяющие с честью и с выгодой, как казалось Римскому епископу, выйти из затруднительной ситуации. Вкратце «теоретическое» обоснование политического «реверса» заключалось в следующем. Во-первых, Константинопольская кафедра вдовствует, а потому ее может занять любое другое лицо, пусть даже и св. Фотий. А, во-вторых, как преемник апостола Петра, папа сам волен решать, кому достанется патриаршество, тем более что за св. Фотия просил лично Римский император – единственный законный владыка Вселенной80.