Коллектив авторов - Юридическое мышление: классическая и постклассическая парадигмы

По уголовным делам, содержащим документооборот в сфере предпринимательской деятельности, обычной практикой стали не только подбросы документов в ходе обысков, но, что имеет важное значение применительно к нашей теме, – угрозы подброса наркотических средств. Причем оперативные уполномоченные могут потребовать как сотрудничества со следствием, так и выплаты денег, – обещая в этом случае не подбрасывать улики и наркотики. Российский уголовный процесс сегодня не содержит юридических инструментов защиты от подброса наркотических средств и других запрещенных предметов со стороны сотрудников силовых ведомств. Надо понимать максимальную степень латентности таких правоотношений, поскольку лица, обвиняемые в экономических составах преступлений, боятся сообщать о незаконных требованиях силовиков, ибо не верят в справедливость российского суда и в реальную возможность наказания коррумпированных сотрудников правоохранительных органов.

История с «делом Голунова» 219, в ходе развития которого были разоблачены должностные лица, подбросившие журналисту наркотики, теперь используется оперативными сотрудниками и следователями в неожиданном ракурсе. Силовики демонстрируют этот кейс как единичный пример торжества закона и справедливости, что по их мнению подтверждает сложившуюся за 20 лет устойчивую практику экстра-легального воздействия на несговорчивых фигурантов. Оперативные уполномоченные и следователи прямо говорят: «ты же не известный журналист Голунов, за которого все впряглись! Не выполнишь наши требования, – найдем у тебя дозу и никто не заступится». И это – убедительный довод в сложившемся правопорядке.

Даже огосударствленные средства массовой информации пишут, что «дело Голунова объединило многих как раз из-за массовых дел о подбросе наркотиков, ведь это такое распространенное преступление среди полицейских…» 220. Каждый день приносит новые примеры использования наркотических средств для фальсификации уголовных дел силовыми ведомствами. Например в Кабардино-Балкарии расследуют уголовное дело в отношении двух полицейских из Эльбрусского района. По словам сотрудников следственного управления СКР по республике, двое полицейских заставили задержанного мужчину подбросить наркотики своему знакомому, потом изъяли их и завели дело, чтобы “повысить результативность” своей работы. Причастных к преступлению быстро установили: ими оказались заместитель начальника ОУР ОМВД России по Эльбрусскому району и оперуполномоченный этого подразделения. Сейчас они оба находятся под домашним арестом. Обоих полицейских подозревают по части 1 статьи 256 УК РФ («Совершение должностным лицом действий, явно выходящих за пределы его полномочий») и части 4 статьи 303 УК РФ («Фальсификация результатов оперативно-розыскной деятельности») 221.

В Санкт-Петербурге полицейские в ходе патрулирования задержали пьяного мужчину, надели на него наручники, усадили в машину и потребовали взятку. «Полицейские заявили, что подбросят задержанному наркотики и отвезут в отдел, если не получат денег. На следующий день задержанный передал вымогателям 4 тыс. рублей и карту с пин-кодом, с которой те сняли 19,9 тыс. рублей» 222.

Судебная практика демонстрирует чрезвычайную мягкость в отношении «правоохранителей», подбрасывающих наркотики. Подброс наркотиков сотрудниками правоохранительных органов обычно обусловлен ложно понимаемыми интересами службы, желанием получить деньги от случайно подвернувшихся незащищенных людей, участием в корпоративных конфликтах, стремлением устранить конкурентов «крышуемых» коммерсантов, задачей компрометации лиц, критикующих субъектов публичной власти.

Содержанием юридического мышления, помимо знаний и поведенческих навыков, являются алгоритмы поведения, способные увеличить объем прав и минимизировать обязанности. Юридическое мышление имманентно всем участникам правового общения, – не только акторам «процессуального произвола», но и жертвам репрессивных практик. Причем слабой стороной в диалоге «государство – человек» оказывается лицо, не имеющее статуса субъекта публичной власти. Особенности правопорядка в социальной среде зависят от ее общей правовой культуры и от субкультурных качеств конкретных страт населения. Под культурой подразумевается результат и способ жизнедеятельности людей. В содержание культуры включаются как одобряемые статистическим большинством результаты и способы человеческой деятельности, так и негативно оцениваемые паттерны (система ГУЛАГ, коррупционные способы решения юридических задач, политические убийства, пытки в уголовном судопроизводстве, обвинительный уклон судей и т. п.).

Необходимо фиксировать новое, по существу – «неосталинистское» религиозное направление мышления российских правоприменителей, в котором наличествуют все признаки религии: вера; трансцендентальная доктрина; божественный пантеон; обрядовые правила, традиции, культы; иерархия и кастовость; система передачи религиозных знаний. В судейском поведении актуализируется тенденция принципиального отторжения оправдательных приговоров и боязнь отказа в удовлетворении требования следственных органов. Судьи уже не скрывают своего страха перед вынесением решений не в пользу стороны обвинения, сталинская идея «органы не ошибаются» становится доминирующей в судопроизводстве. Извращенная юридическая практика последних двадцати лет породила эрзацы оправданий, когда судья при отсутствии события или состава преступления вместо вынесения оправдательного приговора ограничивает наказание уже отбытым сроком, или применяет условное наказание, или переквалифицирует на менее тяжкий состав и прекращает уголовное преследование в связи с истечением срока давности, и т. п.

Насыщенная иррациональным страхом отечественная история, например, память о юридических практиках 1936–1937 годов прошлого века, подтверждает печальные прогнозы будущего – вплоть до 2036– 2037 годов века нынешнего. Историческая память народа демонизирует силовые ведомства, которые научились монетизировать человеческий страх в служебных и личных целях. До сих пор не рассекречены инструкции, регламентирующие процедуры морального и физического уничтожения людей сотрудниками НКВД СССР в 1937 году. Силовые ведомства в те годы уже приобрели неограниченную власть над людьми, позволяющую произвольно лишать не только свободы, но и жизни. И это «право силы» на территории авторитарных / тоталитарных государств продолжает расширяться в XXI веке. Новые законопроекты увеличивают до максимума права силовиков на внедрение в частную жизнь людей и применение оружия. Теперь любой полицейский сможет беспрепятственно по собственному усмотрению проникать на земельные участки, в жилые дома и другие помещения граждан, вскрывать автомобили и применять оружие. Полицейским предоставят право стрелять в безоружных людей не только в уже предусмотренных случаях (если, например, при задержании злоумышленник прикоснулся к его огнестрельному оружию), но и если человек совершил «иные действия, позволяющие расценивать их как угрозу нападения». При этом МВД России предлагает установить, что полицейский «не подлежит преследованию за действия, совершенные при выполнении обязанностей, возложенных на полицию» 223. Обществу уже хорошо известно, как вооруженные огнестрельным оружием российские силовики испытывают страх от брошенных в них пластиковых стаканчиков, не опасаясь при этом избивать мирных безоружных граждан 224. Растущие иммунитеты сотрудников силовых ведомств и незащищенность простых граждан от их самоуправства необходимо учитывать при прогнозировании изменений правовых ситуаций.