Борис Чичерин - Философия права

Но что такое человеческая личность? Человек, прежде всего, отделяется от других, как самостоятельный животный организм, имеющий свои физические потребности и стремящийся к их удовлетворению. Не с этой стороны, однако, он становится предметом изучения общественных наук. Строение и функции его тела исследуются анатомией и физиологией, результаты которых принимаются общественными науками как данные. Внимание последних обращено главным образом на духовную сторону его естества, которой он связывается с другими. И тут физиологические отношения играют существенную роль: на них основано продолжение рода и устройство семьи. Но над чисто животными элементами воздвигается целый духовный мир, источником которого служат разум и воля: этими высшими способностями человек вступает во взаимодействие с себе подобными; на истекающих отсюда отношениях строится общежитие.

Как существо, обладающее разумом и волей, человек является субъектом. А потому первый вопрос состоит в том: что такое субъект и действительно ли он существует?

Известно, что эмпирическая психология это отрицает. Хотя человек внутренне сознаёт свое «я», все люди во все времена руководствовались и руководствуются этим сознанием; хотя оно составляет источник всех их действий и взаимных их отношений, однако, по мнению эмпириков, всё это не более, как иллюзия. В действительности мы сознаём в себе только ряд состояний, связанных законом последовательности; если же мы эту связь представляем себе как единичную сущность, как постоянное «я», то это происходит лишь от дурной привычки принимать метафизические отвлечённости за реальные предметы. Подобно всем другим созданиям метафизики, таким как понятия субстанции, силы и т. д., это представление не заключает в себе ничего, кроме слов, лишённых смысла; оно должно быть отвергнуто точной наукой. Точный логический анализ указывает нам пределы нашего разума и не позволяет принимать пустые фантазии за нечто действительное. Мы сущностей вовсе не знаем; мы познаём только явления, а явления не дают нам ничего, кроме ряда состояний, связанных законом последовательности.

Таковы заключения, которые выводятся из одностороннего опыта, отвергающего всякие метафизические начала. Если бы оно было верно, то, конечно, нельзя было бы говорить о человеческой личности, а с тем вместе нечего было бы говорить ни о праве, ни о нравственности, которые предполагают это понятие как нечто действительное, а не как призрак воображения. Изменяющемуся ряду состояний невозможно присвоить никаких прав и нельзя предъявлять ему никаких нравственных требований. При таком взгляде все общественные науки разрушаются в самых своих основах. К счастью, то, что приверженцы исключительного опыта выдают за фантасмагорию, есть именно то, что действительно, а то, что они признают за действительность, не что иное как фантасмагория. Сознание своего «я» есть мировой факт, которого не в состоянии устранить никакие софизмы; только этим фактом можно объяснить, что человек помнит себя в прошлом и предвидит себя в будущем. В изменчивом потоке летучих явлений, которые мысль не в состоянии даже уловить, ибо они исчезают так же быстро, как рождаются, сохраняется нечто единое и постоянное, что служит им связью и составляет основание управляющего ими закона. Это и есть та реальная сущность, которая раскрывается нам метафизикой и которую эмпирики отвергают, как бред воображения. Только ею и держится изменяющееся бытие, и только она даёт прочное знание вещей. Ошибка эмпириков заключается в том, что они ограничиваются одними анализом, забывая синтез. Отвергая метафизику, они тем самым отвергают рациональные начала, связующие человеческое знание. Тогда остаётся только бессмысленная последовательность явлений, без всякой внутренней связи. Эмпирики, отрицающие метафизику, подобны ученику, который разобрал машину, но не умеет её опять собрать, и в оправдание себя утверждает, что машины в действительности вовсе нет, а есть только отдельные колеса и части.

Существование субъекта как реального единичного существа, лежащего в основании всех явлений внутреннего мира, не подлежит ни малейшему сомнению. Только полное недомыслие может отвергать этот всемирный факт, выясняемый метафизикой и составляющий необходимое предположение всякого опыта. Когда эмпирики утверждают, что «я» есть не более как наше представление, они признают во множественном числе то самое «я», которое они отвергают в единственном. Для того чтобы было представление, надобно, чтобы оно кому-нибудь представлялось; для того чтобы было сознание, необходим сознающий субъект. Это такие очевидные истины, о которых странно даже спорить. Утверждать противное можно, только отказавшись от всякой логики.

Но если существует субъект как реальная метафизическая сущность, лежащая в основании всех явлений внутреннего мира, то спрашивается: что же это за сущность, и как может она познаваться помимо явлений?

Непосредственно эта сущность раскрывается нам в самом акте самосознания, которое даёт нам наше «я» как источник мысли и деятельности; но затем истинная её природа, в её полноте, познается в её проявлениях. Явления – суть определения сущности в её реальных отношениях, чем самым раскрываются внутренние её природа и её свойства.

Против этого эмпирики возражают, что в таком случае всё сводится к познанию явлений, т. е. к опыту; сущность же останется пустой умственной формой, лишённой всякого собственного содержания и служащей только символом или знаком для объединения известного разряда явлений. Таково учение идущего ещё от средних веков номинализма, который видит в наших понятиях о сущностях не представления реальных сил, а лишь умственные определения, облегчающие нам группировку явлений. Оно составляет необходимый результат теории, не признающей ничего, кроме голого опыта.

Такой вывод не оправдывается, однако, требованиями логики. Из того, что сущность выражается и познаётся в её проявлениях, вовсе не следует, что она сама по себе есть ничто, и что всё наше познание ограничивается явлениями. Существо и свойства самих явлений представляются в совершенно ином виде, если мы рассматриваем их как зависимые от сущности и ею определяемые или если мы в сущности будем видеть только пустое место, в котором явления сталкиваются, соединяются и разделяются, как самостоятельные существа. Именно к этому последнему воззрению неизбежно приходят эмпирики. Отвергая реальное существование мыслимых сущностей, они самые явления превращают в сущности и делают из них реальные существа, имеющие самостоятельное бытие и находящиеся во взаимодействии друг с другом. Через это весь внутренний мир человека получает превратный вид. Субъект как реальная деятельная сила исчезает; он становится пустым вместилищем, в котором происходит игра бесчисленного множества самостоятельных ощущений и представлений. Последние рассматриваются просто как факты, т. е. как данные опыта, без всякой даже попытки разобрать, что они такое в себе самих и в состоянии ли они играть подобную роль. Анализ, разлагающий весь внутренний мир субъекта, останавливается перед фактом, между тем как именно тут-то он и должен был бы начаться, ибо факт есть нечто сложное: явление есть отношение субъекта к объекту, а потому необходимо его разложить и определить, что в нём есть субъективного и что объективного, что принадлежит самому субъекту и что получается им извне. Возвести же простое отношение в самостоятельное существо и сделать из него реальную единичную силу, – это такой прием, который противоречит всяким научным требованиям и всякой логике. А между тем на нём зиждется вся современная так называемая опытная психология.