И. Потапчук - Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах XIX века

Речь свою Саблин закончил следующими словами: «Выяснивши, таким образом, настоящее положение дела и указав вам, господа присяжные, какое участие принимали Суздальцев и князь Оболенский в Кронштадтском банке, я позволю себе указать на то, что, собственно говоря, по положению вещей другого и быть никогда не могло. Раз мы видим преступное сочетание банковских современных дельцов с железнодорожниками и интендантами, то понятно, что в банке не могло более остаться ничего, кроме 502 рублей и двух билетов внутреннего займа. Выяснивши все, что сделали подсудимые, я считал бы мою задачу не оконченной, если бы не указал на те тяжелые последствия от этих преступных действий, которые произошли после крушения Кронштадтского банка; многие лица потерпели, и в том числе многие банки, но, слава Богу, ни один из них не рушился. Но не судьба банков занимает меня, в особенности не судьба Александрийско-Тульского банка, который соединился с князем Оболенским в лице присяжного поверенного Стахурского; меня интересует судьба тех людей, которые действительно пострадали, тех вкладчиков, которые несли в банк свои сбережения. Кто они были? Банковские дельцы, железнодорожники? Да, быть может, железнодорожники, только строители не вроде И. И. Суздальцева, а может быть, из тех, которые прибегали на Дворцовую площадь бунтовать, что им жалованья не платят. Кто это, интендантские подрядчики? Нет, это люди, которые, может быть, куска хлеба не доедали, чтобы сберечь себе на старость сумму, достаточную для воспитания детей, чтоб сделать из них граждан, которые приносили бы пользу отечеству, но пользу такую, о которой не слыхали ни патриоты банков, ни железнодорожники. Их судьба меня интересует, и я прошу и вас обратить на нее свое внимание. Но, кроме того, я позволю указать на самих подсудимых. Мне кажется, опасно сказать о подсудимых, что они расхитили Кронштадтский банк на законном основании. Если сказать им это, то к ним присоединятся десятки других лиц и к прежним стремлениям прибавится еще уверенность безнаказанности, развязности, смелости прибавится, и если теперь потерпевших считаются сотни, тогда будут считаться тысячи».

Гражданские истцыговорили немного. Из них Семкин коснулся лишь общих мест учреждения Кронштадтского банка, его деятельности и той мрачной картины толпы народа, собравшейся у лопнувшего банка, которая рекой проливала слезы отчаяния, как за себя, так и за сирот, сбережения которых пропали безвозвратно.

Присяжный поверенный Белецкий,председатель конкурса по делам о несостоятельности банка, разделяет подсудимых на две категории: на главных и второстепенных виновников, и к числу первых всецело относит трех лиц: Шеньяна, князя Оболенского и Суздальцева. Рассматривая действия каждого из них в отдельности, он заявил, что Шеньян, входя в дело с большими надеждами, брал деньги, имея в виду возвратить их, но вышло совсем иначе. Потеряв на военном комиссионерстве 40 тысяч рублей, он хотел вернуть их на операции с Боровичской железной дорогой, но здесь был поставлен Суздальцевым в безвыходное положение и ради сделанных уже потерь втянулся в дальнейшую растрату — Суздальцев вовлек Кронштадтский банк в невыгодную и убыточную операцию. Вкладных билетов за Суздальцевым оказалось на 400 тысяч рублей, выданных безденежно, и вот ввиду того, что «путем гражданского суда мы, может быть, и не добьемся желательного для нас решения, мы и явились сюда для опорочения этих вкладных билетов на суде уголовном». Покончив с этим вопросом в смысле безусловной доказанности фиктивной выдачи билетов, Белецкий перешел к сухарным подрядам, относительно которых доказывал то же самое. При этом он заметил, что князь Оболенский добивался возврата своих векселей, под обеспечение которых получал вкладные билеты, коих он представил на 1 миллион 460 тысяч рублей, но конкурс отказал в этом в интересах действительных кредиторов. Князь Оболенский, не получивши кредита в Туле, ввел в сухарное дело Шеньяна, положение которого было весьма печальное; ему нужно было поддержать дело во что бы то ни стало, он действовал под угрозами князя Оболенского, засыпавшего его массой телеграмм с приказанием новой высылки вкладных билетов, так что весь подряд был вынесен на плечах Шеньяна, «т. е. Кронштадтского банка». В заключение Белецкий отказался от гражданского иска как по отношению к Емельянову, так и к барону Фитингофу, который заплатил все до копейки.

Речь присяжного поверенного Шнеура,который несколько раз был останавливаем председателем, явилась полным противоречием высказанному Белецким, который, по его словам, является представителем только избранных конкурсом кредиторов. Шнеур поставлен в совершенно иное положение, так как конкурс признал, что кредиторы на 2 миллиона 500 тысяч рублей вкладных билетов, представителем которых является говорящий оратор, являются фиктивными и не имеют права на удовлетворение их конкурсной массы, а должны убытки свои искать с тех, которые им продали вкладные билеты. Оспаривая это положение, Шнеур высказал, что признание билетов подложными не соответствует действительности. Эксперты и многие из свидетелей, вызванных в суд, высказали, что выпуск вкладных билетов возможен при условии, если бы дела банка находились в блестящем положении, если бы у него сохранился основной капитал, гарантирующий означенный выпуск. Преступность заключается не в том, что банк выпускал свои вкладные билеты без всякого обеспечения, а в том, что банк зарвался, что он, не имея денег вообще, выпустил массу вкладных билетов, не имея права брать даже векселя в обеспечение их, так как он, на основании Устава, обязан был в это время ликвидировать свои дела. По мнению Шнеура, преступность банка вытекает из растраты основного капитала, из опубликования подложно составленных отчетов и из принятия участия в таких делах, которые не были разрешены банку его Уставом. Вот почему присяжные заседатели на вопрос о подложности вкладных билетов должны дать отрицательный ответ, так как, по заявлению экспертов и свидетелей, здесь преступления подлога нет. Затем, ввиду того, что председатель не дал возможности развить его мысль в дальнейших объяснениях, Шнеур просил занести это обстоятельство в протокол судебного заседания.

Присяжный поверенный Соколовуподобил Кронштадтский банк воздушному шару, на который сели члены правления с Шеньяном во главе и полетели сначала в Петербург, а потом по всей России искать клиентов для капитала, которому не было сбыта в Кронштадте. За них уцепились два посторонних лица — Суздальцев и князь Оболенский, и таким образом явилась почва, на которой банк мог работать.