И. Потапчук - Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах XIX века

30 марта 1873 года сиротский суд уведомил прокурора окружного суда, что опекун над Медынцевой Макаров вынудил путем обмана у Медынцевой сознание векселей, которых она никогда не выдавала, и таким образом вовлек ее в сделку, для нее невыгодную. Когда приступлено было к следствию, Медынцева заявила от себя, что векселя были выманены у нее путем обмана не Макаровым, а игуменьей Митрофанией.

Таким образом, не Медынцева возбудила это дело, а оно возникло законным путем. Консистории не трудно было в этом убедиться, ибо первая бумага в деле есть сообщение сиротского суда.

Для того, чтобы понять дело Медынцевой в его надлежащем виде, следует обратить внимание на ту обстановку, в которой находилась Медынцева во время совершения над ней преступных деяний, вменяемых в вину игуменье Митрофании. Медынцева с 1870 года находилась под опекой, учрежденной над нею по требованию ее мужа. На судебном следствии неоднократно возбуждался вопрос, насколько опека над Медынцевой была учреждена правильно. Вопрос этот решается указом Сената, прочитанным перед вами.

Муж Медынцевой — лицо, в Москве достаточно известное. В силу вмешательства посторонних лиц он был удален из дома своей жены, которую оставил в весьма печальном в нравственном отношении положении. Медынцев вынужден был заявить генерал-губернатору, что жена его находится в такой обстановке и подчинилась влиянию таких лиц, которых он признал для нее вредными; что поведение его жены предосудительно, что она, злоупотребляя спиртными напитками, пришла в такое состояние, при котором легко заставить ее расточить все семейное состояние. По поводу заявления Медынцева произведено было полицейское дознание, которое и подтвердило справедливость его заявления. Но этим московский генерал-губернатор не удовольствовался: он обратился к купеческому сословию и просил его, удостоверившись в положении Медынцевой, сообщить свое по сему предмету заключение. Нельзя не признать, что администрация действовала с крайней и благоразумной осторожностью. Купеческое сословие, исследовавши положение Медынцевой, заявило генерал-губернатору о настоятельной необходимости учредить опеку над личностью и имуществом Медынцевой. Только после такого отзыва со стороны купечества была учреждена опека над Медынцевой по распоряжению генерал-губернатора.

Какая же была цель этого учреждения? Предотвратить расточительность со стороны Медынцевой и поставить ее в такое положение, чтобы состояние ее не было расхищено. Состояние, с формальной стороны, конечно, принадлежит ей, но в купеческом мире, в торговых оборотах возможно ли провести резкую черту между состоянием личным и семейным?

Посмотрим теперь, в какой обстановке находит дознание Медынцеву?

Медынцева жила в своей семье с мужем. Она неумеренно предается спиртным напиткам; около нее находится прислуга, которая предается той же страсти с ней вместе. Муж противодействует этому положению вещей. В это семейное дело вмешиваются посторонние лица, к делу, впрочем, не причастные. Мужа Медынцевой удаляют из дома, а с Медынцевой берут духовное завещание, по которому все торговлей и оборотами нажитое состояние должное перейти на цели, чуждые Медынцевой,— в московский университет. Очевидно, что женщина в том положении, в котором находилась Медынцева, женщина, почти потерявшая рассудок и всякую энергию воли, должна была вызвать какие-нибудь меры со стороны подлежащей власти, дабы обеспечить семью, да и саму Медынцеву от потери своего состояния. Опека учреждена, и вот в каком виде застает опека состояние Медынцевой? Состояние это находилось в самом блестящем положении. Недвижимая собственность и денежный капитал представляли ценность в 350 тысяч рублей. Доход исчислялся в 20 тысяч рублей в год; долгов на Медынцевой никаких не было; наоборот, были люди, которые должны были Медынцевой значительную сумму денег.

Первым делом опекунов было устранить лиц, которые имели дурное влияние на Медынцеву; к числу таких принадлежали лакей Михаил Ефимов и кучер Устин. Это удаление лиц, близких Медынцевой, без сомнения, должно было вызвать в ней ожесточение; к тому же она была ограничена в своих действиях; ее свобода была стеснена и страсть к вину подавлена. В это самое время последовало знакомство Медынцевой с игуменьей Владычного монастыря Митрофанией. При каких условиях произошло это знакомство? Я должен коснуться этого вопроса и показать, какою именно личностью является перед нами Медынцева.

Ее хорошо охарактеризовал один из первых опекунов Медынцевой, Бениславский — человек, пользующийся наилучшей репутацией среди почтенного сословия присяжных поверенных. Показания его заслуживают вашего полного доверия. Они свидетельствуют о печальной обстановке Медынцевой. Он утверждает, что каждый мало-мальски развитый человек несомненно должен был прийти к убеждению в настоятельной необходимости опеки. И это вполне верно. Вспомните, сколько лиц имели самое решительное влияние на Медынцеву: сначала князь Урусов, затем Ефимов, после него Ловягин, игуменья Митрофания и, наконец, Толбузин. Вы обратили, конечно, внимание на те главные черты характера Медынцевой, которые послужили основанием, или которые дали возможность совершать относительно Медынцевой преступные деяния, в которых обвиняются подсудимые.

Из показаний Медынцевой видно, как легко было игуменье войти в доверие к ней, играть роль благодетельницы и легко пользоваться своим положением, злоупотребляя доверчивостью Медынцевой. Показания Медынцевой, по моему мнению, правдивы; я укажу на те данные, которые это подтверждают. Медынцева говорит нам, что она познакомилась с игуменьей Митрофанией при следующих обстоятельствах. После учреждения опеки, будучи стесненной опекунами, которые будто бы не давали ей средств к существованию, она жаловалась раз монахине, пришедшей к ней за подаянием, на свое тяжелое положение; от этой-то монахини она впервые услыхала, что есть в Москве влиятельное лицо, игуменья Митрофания, и что Медынцевой лучше всего испросить ее покровительства. Медынцева исполнила совет монахини, но застала игуменью Митрофанию когда та садилась в карету, а потому и не была принята игуменьей. Главное же знакомство с игуменьей Митрофанией произошло не через монахиню, а при посредстве квартального надзирателя Ловягина. Ловягин говорил на предварительном следствии, что познакомил Медынцеву с игуменьей Митрофанией по просьбе и желанию последней. На суде он изменил это показание. В сущности, это все равно: познакомилась ли Медынцева с игуменьей через Ловягина вследствие желания самой игуменьи или нет. Дело не изменит благодаря этому своего характера. Для нас важен тот факт, что Медынцева познакомилась с игуменьей ранее своего приезда в Серпухов.