Владимир Демченко - Главные преступления советской эпохи. От перевала Дятлова до палача из Мосгаза

Вот тогда вызвали Александра Бухановского.

Сам Александр Бухановский вспоминает беседу с Чикатило так:

— Мы сидели друг против друга. Сначала я объяснил ему, что я врач и моя задача — помочь ему. Я не следователь и не судья, говорил я, поэтому я не собираюсь оценивать ваши поступки с точки зрения права или морали. Может быть, то, что с вами произошло, — не вина ваша, а беда. И лучше врача никто этого не поймет… Я положил перед ним некоторые выборочные места из моего заочного исследования — там, где я описывал его детство и юность, его семью, родителей. Он прочитал и разрыдался. Во время нашего разговора он вообще часто плакал. Как ребенок. Я дал ему выговориться. Он говорил поначалу сумбурно, а потом все более связно и подробно. Уже к середине дня он впервые в жизни рассказал, что с ним происходило, чем это начиналось, как случилось первое убийство, как это мучило его, о своей тяжелой жизни и о многом другом.

Почему во время визита врача Чикатило раскрылся? Может быть, психиатр помог ему сбросить груз, который маньяк носил много лет? Чикатило раскаялся, понял, что он изверг, и вверил себя судьбе и правосудию?

Но в последующем — и на суде, и после него — Чикатило всеми силами цеплялся за жизнь. Скорее всего, говорить о раскаянии этого маньяка — значит обманывать себя. Скорее всего, расчетливый маньяк понял, что только настаивая на нарушениях собственной психики у него есть шанс сохранить жизнь. Если его признают невменяемым, он отделается лечением, а потом выйдет на свободу. Появление врача было как нельзя кстати, такого шанса могло больше не представиться. И Чикатило с ходу принялся ломать эту комедию. И продолжал ее четыре года.

На самом деле Чикатило вряд ли жалел о сделанном. Вот что он говорил следователям об отношении к жертвам:

— Мне приходилось часто бывать на вокзалах, в поездах, электричках и автобусах… Там бывает много всяких бродяг, молодых и старых. Они и просят, и требуют, и отбирают. С утра где-то напиваются… Эти бродяги втягивают и несовершеннолетних. С вокзалов расползаются по электричкам в разные стороны. Приходится видеть и сцены половой жизни этих бродяг на вокзалах и в электричках. И вспоминалось мне мое унижение, что я не мог никогда проявить себя как полноценный мужчина. Возникал вопрос: имеют ли право на существование эти деклассированные элементы?.. Знакомиться с ними не составляет труда, они сами не стесняются, лезут в душу, просят деньги, продукты, водку и предлагают себя для сексуальной жизни.

Но, делая такие признания, маньяк просил занести в протокол, что на каждое преступление его толкала его психическая болезнь. Даже когда к нему привели жену (та долго отказывалась, а потом смотрела на него как на исчадие ада), он не нашел слов кроме рассуждений о психическом здоровье и необходимости лечения. В многочисленных интервью Чикатило подчеркивал свое нездоровое состояние, прививая обществу убежденность в его ненормальности.

Но эксперты института имени Сербского признали Чикатило вменяемым. Исса Костоев рассказывал, что Чикатило был потрясен, прочитав это слово в заключении экспертов. Однако когда ему сказали, что окончательное решение все же примет суд, маньяк собрался с духом. Шанс еще был.

Зал суда, рассчитанный на 250 человек, был переполнен. Родственники убитых были готовы растерзать маньяка прямо в клетке. Но подсудимый не обращал внимания. Он старательно «корчил психа» — перебивал судей, говорил невпопад, мычал и кричал, даже демонстрировал суду половые органы.

Но судьи спектаклю не поверили. 15 октября 1992 года Чикатило был вынесен смертный приговор. Зал встретил это решение бурными аплодисментами.

Еще полтора года Чикатило строчил прошения о помиловании, письма в прокуратуру, кассационные жалобы в Верховный суд, в газеты и на телевидение. Но 14 февраля 1994 года, в День всех влюбленных, Чикатило привели в подвал Новочеркасской тюрьмы. Прокурор Анатолий Задорожный зачитал указ Бориса Ельцина, в котором президент отказывает маньяку в помиловании.

— Так что, меня расстреляют? — с удивлением спросил Чикатило, словно не понимая, что происходит.

Вместо ответа Задорожный прочитал короткий указ еще раз. Чикатило больше не задавал вопросов. Но выглядел спокойно. Может быть, обдумывал свой следующий шаг. Он был уверен, что расстрел будет не сейчас, что его вернут в камеру и он снова напишет… В Страсбург, в ООН.

Прокурор кивнул на соседнюю дверь. Чикатило энергично шагнул туда. В этот миг прозвучал выстрел.

«Начальнику Уголовного розыска УВД Ростовского облисполкома.

Рапорт.

Оперативным путем были получены сведения, что на Центральном рынке г. Ростова-на-Дону продавец заявляла, что бандиты, напавшие на магазин, являются иностранными диверсантами. Их цель — захватить вертолетный завод.

Старший оперуполномоченный И.М. Сергеев.

Поздней осенью 1968 года такой рапорт вряд ли кто-то принял бы за шутку. В милиции и даже в центральном аппарате КГБ всерьез считали, что в Ростове орудует группа шпионов-диверсантов, заброшенных в Россию с неясными целями. Они нападают на магазины и инкассаторов, способны убить пожилого ветерана. При этом, как утверждали свидетели, в руках у них были диковинные автоматы: маленькие, с короткими стволами, умещающиеся под плащ или пиджак. По описанию автоматы были похожи на знаменитый израильский «узи». Но в Союзе такого оружия не было даже в чертежах. Поражала и убойная сила: выстрел в потолок пробил толстую металлическую балку — отечественным оружейникам такое и не снилось. Да и почерк ограбления был не родной — гангстеры, да и только. Но что делают диверсанты в Ростове? Почему решили ограбить небольшой магазин? Может, хотели добыть средства и развернуть подпольную шпионскую сеть?

В общем, нападение на магазин подняло в «ружье» не только ростовский уголовный розыск, но и все спецслужбы страны. За первым нападением последовало второе, третье… В народе бандитов сневедомым оружием прозвали фантомасами: как в западных боевиках, во время налетов они натягивали женские чулки на голову. Силовики с ног сбились, пытаясь вычислить их. Но почти пять лет сделать это не удавалось.

— Граждане судьи, прошу вас, смягчите наказание. Позвольте мне любым трудом искупить свою вину. Умоляю, не лишайте меня жизни, — парень лет тридцати с курчавыми волосами и неестественно вывернутой рукой растягивает слова. Он чуть не плачет, кажется, что сейчас он перемахнет через перила скамьи подсудимых и бросится на колени. Сцена на самом деле могла растрогать, если не знать, что этот парень — Владимир Горшков, хладнокровный убийца.