Сергей Милюков - Применение и использование боевого ручного стрелкового, служебного и гражданского огнестрельного оружия

После этого, в принятом 8 июня 1973 г. Указе Президиума Верховного Совета СССР «Об основных обязанностях и правах советской милиции по охране общественного порядка и борьбе с преступностью» [128], закрепившем основания и пределы применения работниками милиции силы и огнестрельного оружия, ссылки на нормы уголовного законодательства о необходимой обороне, крайней необходимости и задержании преступника не сделано. Равным образом отсутствовали какие-либо ссылки на это законодательство и в ст. 39 Основ исправительно-трудового законодательства Союза СССР и союзных республик [129], предусматривающей основания применения оружия к лицам, лишенным свободы, а также в ст. 17 Положения о предварительном заключении под стражу [130]и ст. 15 Положения о порядке кратковременного задержания лиц, подозреваемых в совершении преступления [131]. Необходимо отметить, что все перечисленные нормативные акты, имеющие силу закона, были формально равноценны с уголовным законодательством в части определения правомерности применения огнестрельного оружия.

В ныне действующем Законе «О милиции», наряду с тем, что на деятельность сотрудника милиции распространяются положения законодательства о необходимой обороне и крайней необходимости, установленные законодательством, в ч. 3 ст. 23 закреплено положение, в соответствии с которым «сотрудники милиции не несут ответственности за вред, причиненный правонарушителю применением в предусмотренных настоящим Законом случаях… огнестрельного оружия, если причиненный вред соразмерен силе оказываемого противодействия». Однако критериев соразмерности между «вредом, причиненным правонарушителю» и «силой оказываемого противодействия» закон о милиции не раскрывает.

Более четкие правовые рамки соразмерности установлены в п. 3 ч. 2 ст. 24 Федерального закона от 27 мая 1996 г. «О государственной охране» (с изменениями от 18 июля 1997 г.), в котором подобное положение изложено следующим образом: «сотрудники федеральных органов государственной охраны не несут ответственности за моральный вред, убытки и вред охраняемым уголовным законом интересам, причиненные ими в связи с применением в предусмотренных настоящим Федеральным законом случаях физической силы, специальных средств или оружия, если при этом не было допущено превышение пределов необходимой обороны либо крайней необходимости, или превышение мер, необходимых для задержания лица, совершившего преступление, или совершение умышленного преступления во исполнение заведомо незаконного приказа или распоряжения, а также в условиях обоснованного риска. В иных случаях ответственность наступает в порядке, установленном федеральным законодательством» [132].

Отсюда следует, что правомерность применения огнестрельного оружия сотрудниками государственных военизированных организаций законодатель связывает не только со строгим соблюдением специальных норм, устанавливающих основания, условия и порядок его применения (т. е. норм, которые регламентируют сами действия сотрудника по применению оружия), но и со степенью тяжести наступившего при этом вреда (т. е. нормами, исключающими ответственность за последствия совершенных в соответствии с законом действий), не указывая, какие из них должны играть решающую роль.

Однако решение вопроса о роли и взаимосвязи норм административного и уголовного права при определении правомерности применения сотрудниками государственных военизированных организаций огнестрельного оружия имеет принципиальное значение для выбора наиболее оптимальной модели правового регулирования данной меры принуждения, характера и содержания корректировки административно-правовых норм, устанавливающих правила применения огнестрельного оружия.

Как уже отмечалось, огнестрельное оружие, как мера административного принуждения (защиты), применяется сотрудниками государственных военизированных организаций непосредственно на месте и в момент совершения наиболее опасных противоправных действий в качестве первичной охранительной реакции на противоправное поведение.

В связи с этим применение оружия сотрудниками в установленных законом случаях происходит, как правило, в сложных психологических условиях конфликтной ситуации, вызывающих эмоциональные состояния, которые резко сужают деятельность интеллекта и поражают волю [133]. В таких условиях довольно сложно с самого начала точно определить, представляет ли общественно опасное деяние и в какой степени угрозу для жизни или здоровья, т. е. предугадать, какие последствия наступят– смерть или тяжкие телесные повреждения [134]. Трудно, далее, предугадать последствия, которые могут наступить от выстрела из табельного оружия в момент его производства сотрудником и сопоставить их с угрожающим вредом. Вполне очевидно, на наш взгляд, что сделать все это легче стороннему наблюдателю, нежели человеку, обязанному активно действовать в той или иной экстремальной ситуации, сопряженной с большими физическими и психологическими нагрузками. На сложность применения норм, определяющих правомерность применения огнестрельного оружия, в условиях реального инцидента не раз указывалось на страницах ведомственной периодической печати [135]. Поэтому очень важно, как справедливо отметил С. Донцов, «чтобы соблюдение условий правомерности применения оружия было реально достижимо в экстремальной ситуации» [136].

Думается, не случайно Пленум Верховного Суда СССР в и. 4 постановления от 16 августа 1984 г. «О применении судами законодательства, обеспечивающего право на необходимую оборону от общественно опасных посягательств», указал, что «судам следует строго соблюдать требования закона, направленные на защиту представителей власти… в связи с исполнением ими служебных обязанностей по пресечению общественно опасных посягательств и задержанию правонарушителей»; указанные лица «не подлежат уголовной ответственности за вред, причиненный посягавшему или задерживаемому, если они действовали в соответствии с требованиями уставов, положений и иных нормативных актов, предусматривающих основания и порядок применения силы и оружия» [137]. Эта позиция была конкретизирована в и. 4 постановления Пленума Верховного Суда СССР от 22 сентября 1989 г. № 9 «О применении судами законодательства об ответственности за посягательство на жизнь, здоровье и достоинство работников милиции, народных дружинников и военнослужащих в связи с выполнением ими обязанностей по охране общественного порядка», где разъяснялось, что «действия работников милиции… выразившиеся в причинении вреда лицу, посягающему на их жизнь, здоровье и достоинство… являются правомерными и не влекут ответственности, если они отвечали требованиям уставов и других нормативных актов, предусматривающих основания применения силы, специальных средств и оружия» [138].