Игорь Петин - Механизм преступного насилия

В. Ф. Абрамкин приводит несколько фактов последствий «справедливого» наказания: «Несколько раз, мне было так плохо, что я молил Бога о смерти… Я уверен, что настоящий ад не может быть настолько страшным, как это ад, придуманный людьми…» (из письма заключенного Бутырской тюрьмы); «когда вешаешь на стенку полотенце, оно шевелится: так много там вшей и клопов…» (из интервью с заключенными московского следственного изолятора «Матросская Тишина») [1029].

Г. Ф. Хохряков обращает внимание на то, что исправительные учреждения, призванные исправлять человека, наоборот, создают благоприятную почву для роста насильственной преступности, и в настоящее время «созрела проблема ограничения зла» [1030].

Вместе с тем, даже в рамках действующего в законодательстве понятия вины существуют возможности совершенствования квалификации насильственных преступлений. Причем их нельзя признать новыми, не известными ранее. Так, П. С. Дагель и Р. И. Михеев, почти 30 лет назад предложили теоретические основы установления вины, указали причины, отрицательно влияющие на правильное определение субъективной стороны, и предложили логическую программу установления вины [1031], позволяющую свести до минимума судебные ошибки в данной сфере. Исследователи, в частности, считали недопустимым при установлении вины не учитывать в первую очередь мотивы и цели деяния [1032].

Из трех основных причин нарушений установления вины авторы первой называли неправильное понимание и толкование признаков вины или неправильную их оценку. Ко второй причине относили неустановление или недостаточное установление фактических обстоятельств дела. Они заявляли, что «нельзя согласиться с мнением, что для правильного установления вины достаточно лишь хорошее знание закона и точно установленные факты» [1033], при квалификации преступления не менее важно дать правильную социальнополитическую, нравственно-психологическую и правовую оценку установленным фактическим обстоятельствам в совокупности. Третьей причиной авторы считали неправильный методологический подход к исследованию субъективной стороны преступления. В частности, отмечался упрощенный взгляд на данный вопрос и недооценка работниками трудностей и сложностей установления психологических компонентов, составляющих вину. К ним авторы относили не только сознание и волю, но и эмоции, мотивы, цели и др. Определенный вред приносит расчленение на практике различных форм сознания, хотя это допустимо только в научной абстракции. Подобное разделение раньше объяснялось несовершенством инструментов исследования [1034].

Большую ценность представляет замечание П. С. Дагеля и Р. И. Михеева об ошибочности мнения А. В. Наумова о том, «что установление вины и ее психологических компонентов не требует самостоятельного исследования, а автоматически должно вытекать из всех фактических обстоятельств дела» [1035]. Приходится констатировать, что в правоприменительной практике подобные факты нередко встречаются [1036]. Также исследователи обращали внимание на недопустимость переоценки «признаний» обвиняемого, если они подтверждаются иными фактическими обстоятельствами дела в совокупности.

Предложенная П. С. Дагелем и Р. И. Михеевым логическая программа установления вины на высоком научном уровне дает достаточно подробную схему практических действий правоприменителя при квалификации преступления, которая необоснованно невостре-бована в правоприменительной практике [1037]. Данная программа действий правоприменителя состоит из семи этапов (ступеней).

1. На первой ступени надлежит прежде всего выяснить вопрос о характере сознания обвиняемого, объеме его предвидения, направленности воли, мотивах и цели деяния. Причем не следует лишь декларативно констатировать в поведении обвиняемого наличие (или отсутствие. – И. П.) интеллектуальных и волевых признаков вины, что нередко наблюдается в деятельности правоохранительных органов и судов. Необходимо установление конкретного предметного содержания психологических компонентов, составляющих вину личности. Здесь уже затруднительно обойтись без оценки всех фактических обстоятельств дела. После этого можно сделать правильный вывод о содержании психического отношения субъекта к совершенному им общественно опасному деянию и его последствиям, и лишь затем правоприменитель получит возможность сделать вывод о действительном содержании и форме вины. При этом авторы, ссылаясь на И. Лекшаса [1038], акцентируют внимание на том, что принцип субъективного вменения означает установление того, что думал, совершая свои действия, обвиняемый, и чего именно он желал в тот конкретный момент. Наконец, правоприменителю следует выяснять психическое отношение субъекта как к фактическим наступившим последствиям, так и к тем, которые могли наступить в результате действий обвиняемого, поскольку они могут не совпадать.

2. Вторая ступень программы специально посвящена установлению мотивов и целей совершенного деяния, без чего невозможно правильно решить вопрос ни о содержании, ни о форме вины обвиняемого.

3. На третьей ступени должен ставиться и разрешаться вопрос о наличии или отсутствии обстоятельств, исключающих виновность деяния или влияющих на характер субъективной стороны. По мнению автора, отсутствие обстоятельств, исключающих уголовную ответственность (вину), должно быть одним из законодательных признаков преступления.

4. Лишь на четвертой ступени можно разрешать вопрос: сознавал или не сознавал субъект свое деяние, а если не осознавал, то должен был или мог осознавать.

5. Только после выполнения предыдущих действий решается вопрос о форме вины обвиняемого.

6. На шестой ступени при необходимости определяется разновидность умысла.

7. После выполнения всех перечисленных действий правоприменитель делает свое заключение о степени вины субъекта преступления [1039].

С учетом последних достижений философии, психологии, криминологии и социологии данная схема может стать практическим руководством для работников правоохранительных органов и судов при установлении вины признаков субъективной стороны насильственного преступления. В ходе установления причин и условий, способствующих совершению противоправных действий, суду в обязательном порядке необходимо определять меры по их устранению, включая оказание качественной психологической и (или) психиатрической помощи преступнику.

К. Муздыбаев утверждает, что люди поступают определенным образом, исходя из своего непосредственного понимания причинно-следственных связей в мире [1040], которые определяются в соответствии с мировоззрением. Поэтому для достижения целей уголовного наказания более важным представляется вскрыть характерные ошибки в восприятии и интерпретации человеком окружающей действительности и разъяснить их субъекту, что возможно при выявлении мотивов и целей субъекта, а также в ходе пенитенциарного или постпенитенциарного воздействия. Если этого не делается, то не помогут ни новые наказания, ни увеличение их размера. Среди криминологов известен факт, что отбывание 5–7 лет уголовного наказания приводит к устойчивым и труднообратимым негативным изменениям психики, а также к обрыву положительных связей с родственниками [1041].