Ирина Дробязкина - Международный гражданский процесс

С другой стороны, если иностранец недееспособен по праву своей страны, но дееспособен по законодательству РФ и предположительно становится участником гражданского процесса в суде РФ, может ли суд РФ не признать его дееспособным и по каким нормативно закрепленным основаниям? Если ссылаться на нормы международного законодательства, получается – может. А если такого договора нет, то, даже основываясь только на процессуальном законодательстве РФ, получаем противоречие.

Но если ранее действовавший ГПК РСФСР 1964 г. вообще не содержал норм о дееспособности и правоспособности иностранных граждан, то ныне действующий ГПК предусмотрел наряду с вышеперечисленными положениями еще одну интересную оговорку: «Лицо, не являющееся на основе личного закона процессуально дееспособным, может быть на территории Российской Федерации признано процессуально дееспособным, если оно в соответствии с российским правом обладает процессуальной дееспособностью» (ч. 5 ст. 399).

Такая формулировка регламентирует неизбежность установления иностранного права. Но возможно ли представить, что в каждом случае суд будет устанавливать и применять нормы по определению право– и дееспособности иностранных лиц в зависимости от того, принадлежностью к какому государству характеризуется данное лицо и, следовательно, законом какого государства он должен руководствоваться при разрешении возникшего процессуального вопроса?

Помимо этого в основе такой формулировки лежит мысль о признании гражданина правоспособным или дееспособным во всех случаях по российскому законодательству.

На основе изложенного представим возможные ситуации. Например:

– иностранец дееспособен по праву нашей страны и недееспособен по праву своей страны;

– иностранец дееспособен по праву нашей страны и дееспособен по праву своей страны;

– иностранец недееспособен по праву нашей страны, но дееспособен по праву своей страны;

– иностранец недееспособен по праву нашей страны и недееспособен по праву своей страны.

Во всех случаях получаем возможность признания гражданина дееспособным по законодательству РФ (кроме последнего представленного примера, исключающего возможность признания гражданина право– или дееспособным по положениям, установленным ГПК РФ), т. е. применения ч. 5 ст. 399.

При этом анализ нового российского законодательства в совокупности с нормами международных договоров, несмотря на закрепление в международных нормах правила об определении дееспособности по «личному закону», указывает на возможность признания иностранного лица дееспособным по российскому законодательству в связи с отсутствием в нормах международного законодательства запретов или ограничений о признании гражданина таковым в стране суда в случае непризнания его дееспособным в стране, чьим гражданином он является или в которой постоянно проживает.

Представляется возможным сделать вывод об определении дееспособности иностранного гражданина, основываясь только на нормах гражданского процессуального законодательства РФ, не соответствующих полностью или в части нормам международным, императивно закрепляющим определение дееспособности по «личному закону».

Эту дилемму возможно привести к единому умозаключению, если разрешить следующий вопрос: является ли процессуальная правоспособность и дееспособность одной категорией с гражданской дееспособностью и правоспособностью, упоминаемых в международных договорах? Никакие правовые акты на этот счет по сей день не содержат комментариев.

В теории же сложились две взаимоисключающие правовые позиции.

Суждение о расширительном толковании нормы договоров о дееспособности обосновывают П. Каленский, В. Штейнер, Р. Ф. Калистратова, А. А. Рубанов, Д. Д. Аверин.

Так, А. А. Рубанов пишет: «Договоры о правовой помощи не содержат специальных коллизионных норм о гражданской процессуальной дееспособности. Однако они содержат общую норму относительно дееспособности: дееспособность лица определяется законодательством страны, гражданином которой является это лицо». [29] С ним согласен Д. Д. Аверин: «В договорах говорится о “дееспособности лица”, а не о гражданской и не о гражданской процессуальной дееспособности, и термин этот следует толковать как охватывающий гражданскую и гражданскую процессуальную дееспособность» [30].

Н. И. Марышева не видит оснований для расширительного толкования нормы договоров о дееспособности лица и высказывается против такого подхода. Она отмечает, что в вопросах гражданского процесса суд в принципе применяет законы своего государства. Иностранные процессуальные нормы могут быть применены лишь тогда, когда на это специально указывается в законе или в международном договоре. Следующий ее аргумент – отсутствие в договоре о правовой помощи специального правила о применении к вопросам гражданской процессуальной дееспособности закона страны гражданства иностранного лица. Кроме того, по ее мнению, расширительное толкование нормы договоров о дееспособности противоречило бы ст. 1 договоров, которая имеет в виду поставить иностранцев в одинаковое процессуальное положение с гражданами страны суда и таким образом распространить на них все процессуальные нормы этой страны. [31]

Принимая аргументы Н. И. Марышевой, необходимо, в свою очередь, признать верным определение гражданской процессуальной дееспособности на основе норм российского процессуального законодательства.

Таким образом, пытаясь разобраться в практичности новеллы процессуального законодательства РФ относительно процессуальной право– и дееспособности иностранных лиц, становится явным вывод о том, что законодатель, закрепляя в качестве общего правила способность иностранных граждан и лиц без гражданства иметь и осуществлять гражданские процессуальные права и выполнять процессуальные обязанности по их личному закону (также на основе личного закона определяется правоспособность иностранной организации), создал видимость соответствия российского законодательства международному. Эту норму он подчиняет праву страны суда, т. е. российским процессуальным нормам, на основе которых в конечном итоге устанавливает определение процессуальной правоспособности и дееспособности иностранных лиц.

Возникает вопрос: почему же законодатель первоначально для определения процессуальной право– и дееспособности отсылает к установлению международных норм, а затем, вне зависимости от установленного, для разрешения этого вопроса императивно закрепляет право обращения только к процессуальным нормам РФ?

Исследованный институт играет важную роль в допуске иностранного лица к участию в процессе. Однако этого явно недостаточно для участия иностранца в качестве одной из сторон.