Рихард Гаррис - Школа адвокатуры. Руководство к ведению гражданских и уголовных дел

Предположим, что правдивый свидетель вызван по делу об уличном столкновении повозок и дает положительное показание о том, что видел. Слишком очевидно, что вам надо установить перекрестным допросом с точностью, в каком положении находился свидетель во время события, момент, в который он заметил происшедшее, условия, благоприятствовавшие или мешавшие его наблюдениям, то время, в которое его внимание было впоследствии вновь обращено к событию, что было при этом сказано, каким образом напомнили ему о происшествии,— словом, вы должны проверить прочность его памяти и точность его в передаче фактов. Можно почти наверное сказать, что его показание окажется в противоречии с показанием кого-нибудь из других свидетелей, столь же правдивого, но не менее подверженного ошибкам, или с какими-нибудь существенными и, может быть, бесспорно установленными обстоятельствами происшествия, и при всей его добросовестности все показание его может быть совершенно разбито.

Правдивый свидетель иногда бессознательно придает ту или иную окраску событию, если имеет близкое отношение по родству или дружбе к одной из сторон: это очень важно иметь в виду при перекрестном допросе правдивого свидетеля.

Часто случается (и за этим всегда надо следить), что при первоначальном допросе остается невыясненным такое обстоятельство, при наличности которого все событие получает совсем другой характер, и надо заметить, что это обстоятельство может существенно изменить смысл

факта в глазах присяжных, хотя бы в оценке свидетеля оно до конца осталось лишенным всякого значения. А так как вы никогда не можете угадать, что может в каждую отдельную минуту повлиять на присяжных, то можно сказать с уверенностью, что установить вам следует все, что только не может вам повредить. Часто бывает в высшей степени важно выяснить личный взгляд свидетеля на передаваемые им факты. Бывает, что он совсем не понимает, к чему ведет его собственное показание, и передает факты в совершенно ложном освещении, способном только ввести слушателей в заблуждение, ошибочно принимая свои выводы из них за самые факты. Это в особенности случается с показаниями, касающимися научных вопросов или вообще представляющими личные мнения свидетелей; люди заключают от суждений к фактам, и обратно, от фактов или предполагаемых фактов к суждениям. Причина смерти являлась предметом бесчисленных ошибок и ложных выводов. Люди часто не умеют различать причины и следствия. Мнения образуются по слухам, по догадкам о фактах, а на суде те же мнения являются уже как доказательства действительности этих же фактов. С особенным вниманием надо в этом отношении следить за свидетелями-врачами. Их показания бывают часто применением той или иной теории, и они очень настойчивы в своих суждениях. Они принимают ту или иную сторону и приходят к различным и противоположным выводам не совсем по тем же посылкам, но по различному пониманию посылок или вследствие различных точек зрения на них. Нетрудно понять безграничную разницу между тем, образуют ли эти свидетели свои суждения на основании фактов или начинают с предвзятой теории, под которую затем подгоняют факты.

Правдивый свидетель часто вводит слушателей в заблуждение тем, что слишком заботится о точном повторении слышанных им слов, забывая о том, передают ли они по своему смыслу то самое, что он хочет сказать, или тем, что приводит факты, не зная о каком-нибудь предшествовавшем факте, который мог бы дать совсем иное толкование тому, что им удостоверено.

Только знание «света» или выяснение источника добросовестной ошибки могут дать успешный перекрестный допрос при таких условиях.

16. ВРАЧ

Один недавний процесс может служить блестящим примером для суждения о ценности медицинских заключений, когда они не основаны на фактах, неопровержимо доказанных или признанных сторонами.

Одна женщина обвинялась в недостаточном питании девочки, имевшем последствием смерть. Несколько свидетелей удостоверили, что жили в «приюте», где умерла девочка; что их кормили плохо, одевали в тряпки, полные насекомых, и жестоко секли. Начальница приходской школы, полицейский чиновник и один из служащих по общественному призрению также подтвердили, что содержание в приюте было неудовлетворительное. Вслед за ними явилась научная экспертиза, на которой главным образом и было основано обвинение (уголовное преследование было возбуждено от имени короны). Один из самых выдающихся лондонских врачей заявил суду, что ему известны обстоятельства дела и что он читал удостоверение (здесь, видимо, разумеются данные полицейского дознания, а не судебного следствия). Из этого отрывка видно, что в Англии нет тех существенных различий в порядке допроса экспертов и свидетелей, какие существуют у нас) о том, что смерть девочки и нескольких других детей произошла от болезни, называемой «сухотка кишок». По медицинской терминологии это была очень редкая болезнь; эксперту никогда не приходилось наблюдать три случая смерти от болезни в одном доме за три месяца; по наблюдениям его практики, он приходил к несомненному заключению, что пища, дававшаяся детям, была, безусловно, недостаточна для поддержания жизни и должна была привести к роковому исходу. (Это, конечно, несколько похоже на тавтологию, но, может быть, это научно.) По его мнению, болезнь и смерть произошли всецело от негодной пищи и недостатка питания и тепла; он утверждал, что девочка умерла от голода.

Что может быть яснее заключения ученого врача и лучше материала, положенного в основание его экспертизы, если только это действительно были свидетельские показания? К сожалению, однако, оказалось не то. При перекрестном допросе он признал, что научное заключение его было основано «исключительно на том, что он слышал об обстоятельствах дела, а не на данных, лично ему известных по отношению к настоящему случаю». Другими словами, он присвоил себе обязанности и права присяжных, которые одни были призваны сказать, убедились ли они по обстоятельствам дела в том, что смерть произошла от негодной пищи и недостатка питания и тепла.

Привожу показания другого врача в этом же процессе, чтобы показать, как опасны могут быть самые расчетливые вопросы при перекрестном допросе даже в тех случаях, когда показания, данные свидетелями при первоначальном допросе, оказались совершенно ничтожными. Этот свидетель удостоверил, что, когда дети были взяты из приюта, их платье оказалось совершенно непригодным для защиты от холода и они казались истощенными, видимо, от недостатка питания. При перекрестном допросе защитник спросил его, приходилось ли ему посещать квартиры бедного рабочего люда. Он ответил утвердительно. На этих словах надо было опустить занавес. Они не предвещали ничего хорошего; но допрос продолжался, и врач сказал, что «нигде и никогда не видал такого постельного тряпья, как в этом приюте».