Самуил Лурье - Полное собрание рецензий [litres]

Что с меня взять, с невежественного верхогляда. Мне лишь бы пошутить. Но даже я понимаю – как хорошо, как правильно, как важно, что этот перевод выполнен и опубликован. Что эта книга пробилась в русский язык, хотя бы задним числом. Научный редактор – доктор философских наук В. М. Быченков. Директор издательства – Б. В. Орешин. Мафия меланхоликов бессмертна.

Марк Солонин. 22 июня, или Когда началась Великая Отечественная война?

М.: Яуза, Эксмо, 2006.

Книга, надо сказать, потрясающая. Не в том смысле, что содержит сенсационные факты (хотя содержит), и оставим в стороне, что прекрасно (в самом деле прекрасно) написана. Потрясает она тем, что на пятистах без малого страницах идет, не прерываясь ни на секунду, работа настоящего ума.

Разбираются конкретные операции (наступательные, между прочим! Контрудары Красной Армии в первые недели ВОВ). Изучаются маршрут и судьба отдельных частей и соединений (нескольких механизированных корпусов). Сопоставляются ну очень специальные цифры (какая-нибудь толщина брони, скорость, потребность в горючем, все такое).

А вместе с тем вас – заведомо никакого не специалиста – не оставляет чувство, что на ваших глазах и при вашем участии автор извлекает из частностей, из почти мелочей нечто необычайно важное.

Хотя лично я, например, – конечно, к моему же стыду, – и про мелочи эти прежде не слыхивал. Даже про самые крупные из этих мелочей. Типа того, что 25 июня 1941 года Советский Союз вторично напал на Финляндию. Нейтралитет которой обязался соблюдать – и тремя днями ранее обязательство подтвердил. Массированные бомбардировки, танковая атака – и все это без результата, зато с последствиями, одно из которых – блокада Ленинграда…

Попробую показать примененную в этой книге манеру мыслить. Вот, допустим, автор задается вопросом: отчего так неправдоподобно велики неучтенные потери советской боевой техники при отступлении 1941 года? Неучтенная техника, это значит – потерянная не в бою. О чем же говорит термин «неучтенная убыль» в применении хотя бы к танкам (около трех четвертей всех машин)?

Первым делом Марк Солонин берет калькулятор и скрупулезно подсчитывает эту самую неучтенку. Потом вооружается метелкой и долго-долго сметает с проблемы слой советских лжей: что якобы танки были старые, никудышные; что якобы кончилось горючее, а достать было негде, вот и пришлось бросить; что якобы их истребила вражеская авиация; и проч. После чего – по какой-то нечеловеческой уже дотошности – включает пылесос.

И только доказав неопровержимо, что танки были – будь здоров какие, горючего хватило бы хоть до Парижа, урон же от авиации был минимальный, – принимается решать задачу сам.

А именно: зацепляется за несколько строчек из отчета командира одной из разгромленных дивизий – в которой за пять дней из 363 танков пропали неизвестно куда 228. А колесных машин оставлено из-за технических неисправностей и из-за отсутствия горюче-смазочных материалов – 81 из 800.

«Суммарное число застрявших и сломавшихся грузовиков не превысило и 10 % от общего количества. Что же это за сверхнадежные и высокопроходимые машины? Отвечаем – 503 „ГАЗ-АА“ и 297 „ЗИС-5“».

Уважаемый читатель, вы знаете, что это такое – «полуторка» «ГАЗ-АА»? Нет, вы этого не знаете…

Само собой – следует подробное техническое описание. Затем опять вопрос:

«И вот такие машины почти без поломок прошли как минимум 500 км 〈…〉 от границы до Днепра – а танки на том же маршруте все переломались и застряли в болотах? Как это можно совместить?»

Подумаешь – какая-то ведомость какой-то дивизии, а сколько шуму.

Но тут автор берет ведомость генеральную – изданную не так давно Генеральным же штабом. Выписывает оттуда проценты потерь за второе полугодие 1941 года: 73 % танков, 70 % противотанковых пушек, 60 % гаубиц, 65 % ручных пулеметов, 61 % минометов… Хотя, казалось бы, что может сломаться в миномете?..

А потери автомобилей, вообразите, – 33,3 % за шесть месяцев. Не странно ли? Автору не лень еще раз объяснить нам, почему это странно. Под конец он снисходит и до разгадки:

«Ответ очевиден, хотя и очень неприличен: для деморализованной, охваченной паникой толпы танки и пушки, пулеметы-минометы являются обузой. Мало того, что танки ползут медленно, они самим фактом своего наличия заставляют воевать. Вот поэтому от них и поспешили избавиться. А грузовичок – даже самый малосильный – сберегли. Он лучше подходит для того, чтобы на нем „перебазироваться“ в глубокий тыл…»

Вот примерно так. Педантичный перебор исторических реалий взмывает на высоту морально-политического трактата.

Который описывает:

«…гигантскую пропасть между размахом и качеством материально-технической подготовки сталинской империи к войне и проявленной Красной Армией полнейшей неспособностью эффективно использовать эти ресурсы. Многомиллионная Красная Армия оказалась одинаково неспособна ни к обороне, ни к наступлению. И если трехкратного численного превосходства оказалось недостаточно хотя бы для того, чтобы предотвратить небывалый разгром, то что могло бы изменить превосходство пятикратное? Семикратное?»

И разъясняет:

«Пять десятилетий советские историки плакались на то, что „история отпустила нам мало времени для подготовки к войне“. Увы, все было точно наоборот. Много, недопустимо много времени отпустила злополучная „история“ сталинскому режиму. Два десятилетия свирепого разрушения всех норм морали и права, всех представлений о чести и достоинстве дали, к несчастью, свои ядовитые плоды. Ни в одной стране, ставшей жертвой гитлеровской агрессии, не было такого морального разложения, такого массового дезертирства, такого массового сотрудничества с оккупантами, какое явил миру Советский Союз…»

В книге действительно сказано – в какой фазе и в силу каких причин армия и страна очнулись. Ее очень стоит прочитать. Ее обязательно надо обдумать.

Анна Политковская. Никакой «Другой России». И почка. История, которой могло и не быть, если бы мы были другими

М.: Новая газета, 2006.

Русская литература, в отличие от советской, занималась несчастьем человека. Причем преувеличивала роль в человеческой судьбе Больших Случайностей: скажем, в какой исторической обстановке отбывает свой срок персонаж или сколько ему досталось денег, знаний, свободы.

Обращала, короче говоря, свое внимание на факторы поправимые (хотя бы в теории, в принципе), поскольку работала жестами сострадания, типа: подайте ж милостыню ей! – а его освободите наконец от крепостной зависимости! И вообще, господа, не пора ли обустроить жизнь так, чтобы неудачник не плакал.

Тут русская литература немножко противоречила самой себе. Как бы не замечая, что, например, ее т. н. Лишний Человек, будучи несравненно богаче, свободнее и культурнее ее же т. н. Человека Маленького, чувствует себя точно так же нехорошо. В свою очередь, и Маленький Человек, даром что находится на общественно-политической пирамиде многими ступенями выше Человека Крепостного, требует к себе не менее пронзительного сочувствия. В подразделе же Пьяненьких мы вообще замечаем, что грамотный, не подлежащий телесному наказанию какой-нибудь Мармеладов срывает с наших ресниц слезу даже более горючую, чем, допустим, семеро самодеятельных социологов из Горелова, Неелова, Неурожайки тож.