Екатерина Мишаненкова - Белла Ахмадулина. Любовь – дело тяжелое!

Если меня чему-то научил Литературный институт, так это тому, как не надо писать и как не надо жить. Моя юность как раз пришла на то время, когда травле подвергался Пастернак, и я видела, что потом происходило в душах тех людей, которые приняли в ней участие. Они медленно изнутри самоуничтожались. Я поняла, что жизнь – это отчасти попытка отстоять суверенность души: не поддаться ни соблазнам, ни угрозам.

Жизнь Беллы Ахмадулиной сделала новый поворот, когда в один прекрасный мартовский день 1955 года ей пришло письмо от Ильи Львовича Сельвинского, где он очень хвалил ее стихи, напечатанные в журнале «Октябрь»:

«Милая Изабелла Ахмадулина!

Пишу Вам под впечатлением Ваших стихов, присланных мне на отзыв Лит. институтом. Я совершенно потрясен огромной чистотой Вашей души, которая объясняется не только Вашей юностью, но и могучим, совершенно мужским дарованием, пронизанным женственностью и даже детскостью, остротой ума и яркостью поэтического, да и просто человеческого чувства!

Как это Вам сохранить на будущее? Хватит ли у Вас воли не споткнуться о быт? Женщине-поэту сложнее, чем поэту-мужчине… Как бы там ни было, что бы в Вашей жизни ни произошло, помните, что у вас дарование с чертами гениальности, и не жертвуйте им никому и ничему!

До свидания, чудесное Вы существо, будьте радостны и счастливы, а если и случится какая беда – поэт от этого становится только чище и выше.

Илья Сельвинский

23.03.55»

«Это очень трогательное письмо, – вспоминала Ахмадулина. – Надо сказать, что во мне были какие-то слабые, нежные, стрекозиные защитные формы. Не то что на меня это все подействовало, но он очень преувеличил мои способности».

Вероятно, именно после этого письма будущее Беллы определилось окончательно. То есть, конечно, для нее самой оно и так было уже определено, она была поэтом и осталась бы им, даже если бы как некоторые другие советские поэты (из тех, что не были обласканы властью) и работала бы на какой-нибудь обычной скучной работе. Но она была еще очень юна, поэтому зависела от семьи, где на ее литературные увлечения по-прежнему смотрели косо.

Она слишком редко и уклончиво говорила о своих отношениях с матерью, поэтому можно только догадываться, какие разговоры об ее будущем велись в их доме. Но скорее всего было примерно то же, что у другого большого поэта и ее будущего мужа, Евгения Евтушенко: «Мама не хотела, чтобы я стал поэтом, – писал он в своих воспоминаниях. – Не потому, что она не разбиралась в поэзии, а потому, что твердо знала одно: поэт – это что-то неустроенное, неблагополучное, мятущееся, страдающее. Трагическими были судьбы почти всех русских поэтов: Пушкин и Лермонтов были убиты на дуэли, жизнь Блока, сжигавшего себя в угарных ночах, в сущности, была самоубийством, повесился Есенин, застрелился Маяковский. Мама не говорила мне, но, конечно, знала и о гибели многих поэтов в сталинских лагерях. Все это заставляло ее бояться моего будущего поэтического пути, заставляло рвать мои тетради со стихами и уговаривать меня заняться чем-нибудь, по ее выражению, более серьезным».

Именно поэтому так важна была поддержка со стороны, тем более что Ахмадулина по характеру очень отличалась от Евтушенко – он, еще будучи школьником, рассылал свои стихи по газетам, ходил в редакции, пробивался, рвался к признанию, тогда как она плыла по течению, ожидая, что все само сделается как надо, когда придет время. И ведь делалось!

Илья Сельвинский был еще известнее Щипачева, мать Беллы, Надежда Макаровна, не просто знала это имя, она читала его произведения, а возможно, и видела в театре спектакли по его пьесам. Например, пьеса «Умка – белый медведь» ставилась неоднократно в разных городах Советского Союза. И столь высокая похвала такого известного, уважаемого человека, профессионала в своем деле, стала весомым аргументом для того, чтобы не мешать дочери заниматься таким ненадежным и малопонятным большинству людей делом, как поэзия.

Когда в 1955 году первые стихи Ахмадулиной появились в журнале «Октябрь», сразу стало понятно, что пришел настоящий поэт. Поступив в этом же году в Литинститут, она была там королевой, и в нее были влюблены все молодые поэты…

Евгений Евтушенко, поэт, первый муж Беллы Ахмадулиной.

Но еще важнее было то, что Сельвинский не просто похвалил Беллу, а еще и рекомендовал ее для поступления в Литературный институт им. А. М. Горького. «Ну, и осенью следующего года, – рассказывала она, – молодая, уже знающая, что такое Метрострой, я двигаюсь к Литературному институту вдоль Ильинского сквера, а потом уже к Тверскому бульвару. Меня принарядили немного. Цветущее создание. Ну, я явилась. Там уже были какие-то другие студенты, то есть и старшие, у всех я вызвала любопытство. Но вот ласково так меня все встретили, очень приветливо, поскольку он [Сельвинский] сказал, что «у вас дарование на грани гениальности» и что, «как вам будет трудно, потому что женщине особенно…». Ну и так далее».

Литературный институт Ахмадулину удивил тем, что там училось не так уж много по-настоящему талантливых людей, ну или хотя бы тех, кто много лет занимался поэзией. Сама-то она мало того что была одарена от природы, но еще и ходила то в один литературный кружок, то в другой, постоянно училась, совершенствовалась, вечно была недовольна тем, что писала раньше. И Литературный институт представлялся ей таким местом, где должны учиться только такие же, как она, люди, живущие поэзией. Но оказалось, что там как везде – есть несколько одаренных, а остальные попали в этот институт по каким-то другим причинам, к поэзии отношения не имеющим. В том числе и классовым – советскую интеллигенцию упорно старались пополнять выходцами из пролетариата, поэтому среди сокурсников Ахмадулиной оказались бывшие рабочие, солдаты, моряки…

Впрочем, она снобом не была и, поудивлявшись, стала относиться к этому просто как к данности. Тем более что и среди классово правильных студентов тоже были талантливые, например, бывший шахтер Николай Анциферов, ставший известным поэтом. Он писал о том, что знал лучше всего, – о шахтерах, но, надо сказать, несмотря на такую тему, далеко не все его стихи проходили цензуру, уж слишком много в них было правды, о которой власти предпочитали молчать. Кстати, стихи Анциферова высоко оценил Жан-Поль Сартр. С Николаем Анциферовым Ахмадулина очень подружилась. К сожалению, он прожил недолго, умер в возрасте тридцати четырех лет.