Лев Успенский - Почему не иначе

Вообразите — тут неуместно это вопросительное «если бы». Такой случай с этим словом на самом деле уже произошел: оно однажды проникло в русский язык, и устным путем. Случилось это примерно за тысячу лет до вторичного заимствования слова «асбестос». Тогда, в дни Киевской Руси, его принесли на берег Днепра византийские мастера, строившие тут первые великолепные палаты из кирпича и камня. При этих работах необходимым было одно, дотоле малознакомое русичам, вещество. Греки называли его как-то вроде «азбестос», «азвестион», и наши предки, представления не имея о том, как это слово пишется (они ведь узнали о нем не из книг!), довольно скоро переделали его на «извёстка», «известь»…

Понятно теперь, почему в слове «асбест», происходящем от греческого «асбестос», мы пишем в первом слоге «с», а в слове «известь», происходящем от того же «асбестос», на этом самом месте пишем «з»?

В одном случае правописание порождено письменным путем перехода слова из языка в язык, в другом — устным.

Самых дотошных из моих читателей может заинтересовать вот что еще. Почему в словах этих есть иное различие: «асбест», но «известь»?

И этому есть объяснение: в разные времена жизни греков они один и тот же звук произносили то как «б», то как «в» '. Наши предки в X веке столкнулись со словом «асвестос» — так оно произносилось в византийские времена, — и сделали из него «известь». Минералоги Запада в XX веке избрали для названия «горного льна» более древнюю форму — «асбестос»; она дала и наш «асбест».

Я уверен, что и в этих словах вам теперь уже никогда не доведется сделать орфографическую ошибку. Вы же знаете их этимологию! Но тогда ясно: надо изучить этимологию как можно большего числа слов. Игра свеч стоит!

Уже не первое столетие языковеды всего мира анализируют, как химики — вещества, слова самых различных языков, как бы разлагая их на элементы. К нашим дням слов, этимология которых выяснена, таких, о которых пока что высказаны только некоторые предположения, таких, по поводу которых существует не одно мнение, а несколько, накопилось в мире немало. Их набралось столько, что никакой гений не сможет удерживать их все в голове. Без справочника, без словаря не обойтись.

В русском языкознании за полтора столетия сделано в этой области тоже достаточно. Происхождение многих тысяч наших слов установлено окончательно; о жизненном пути еще большего числа высказано много интересных гипотез.

Можно стало разбить русские слова с этой точки зрения на несколько различных групп. Среди них есть такие, которые достались нашему народу, так сказать, по нраву законного наследства, от его древнейших, общих со многими другими европейскими и азиатскими народами, предков. Корни этих слов существовали уже в те времена, когда в мире не было еще греков, ни латинян, ни кельтов, ни германцев, ни славян, ни индусов, ни персов, а жили совсем другие племена и народы, говорившие на языке, из наречий и говоров которого развились позднее все наши индоевропейские языки. Мы уже видели примеры таких слов: «овца», «волк». Можно добавить к ним такие, как «камень», «лён», «огонь», «небо». Неописуема их древность возникновения…

Есть другие слова — они родились уже в самом русском языке: одни — столетия назад, другие — совсем недавно, может быть вчера или даже сегодня.

Язык создавал и создает их обычно из бережно и долго хранимых в его кладовых своеобразных заготовок-полуфабрикатов. Если взять для образца те, которые созданы совсем недавно, можно указать на такие, как «летчик», как «паровоз» или «пароход», как «советский», как «женотдел»… Все части, из которых они сконструированы, живут в отдельности, порознь, очень давно; а вот в таком соединении они стали звучать впервые сто тридцать, шестьдесят, сорок восемь, сорок пять лет назад.

Есть и третья, очень важная группа. В нее входит все то, что наш язык на разных участках своего пути и отвоевал, и выменял, и выторговал у своих соседей. Некоторые из этих слов бросаются в глаза каждому.

Любой подросток скажет, что «самолет» — слово чисто русское, а «аэроплан» пришло к нам из какого-то другого языка. Что русским словом «вратарь» мы заменили заимствованное из Англии «голкипер».

Но далеко не всегда это так очевидно.

Родственные связи нашего языка куда шире, чем обычно думают. Разумеется, все почти знают, что славянские народы — болгары, сербы, поляки, чехи — говорят на языках, близких к нашему: они ведь наши недальние родичи. А вот узнавая, что, скажем, слово, равнозначное русскому «дом», на языке древних римлян звучало как «домус», люди обычно очень удивляются: русский, славянский язык — и латынь, древнеиталийский! Что может быть между ними общего? Неужто они тоже состоят в родстве?

Не только они. Родственные отношения есть у русского языка и с языками многих народов Индии на жарком азиатском юге, и с норвежским, шведским, даже с исландским — северными скандинавскими языками… В поисках родичей того или другого русского слова этимологу приходится пускаться и на берега священного Ганга, и к подножию вулкана Геклы на холодном атлантическом острове: и там и здесь живут люди, говорящие на языках индоевропейского корня.

Вот почему не приходится удивляться, если наше слово «выдра» оказывается тесно связанным с древнеиндийским «udras» — «водяной зверь» и с древнескандинавским «otr» — «выдра»; если в медно-торжественном латинском языке мы встречаем слово «кабаллус», означающее «лошадь» и так похожее на русское «кобыла». Это все языки-родичи, все они — члены развитой, далеко расселившейся по миру индоевропейской языковой семьи.

Заниматься этимологией нашего языка было бы не так уж сложно, если бы в его словаре встречались только индоевропейские слова. Но все куда хитрее! Много веков предки наши — и все восточные славяне, и, в частности, древние русичи — жили бок о бок с разнообразными, да еще все время сменявшимися, соседями. Одни из этих соседей сами были индоевропейцами, другие принадлежали к совсем иным языковым семьям. Прапращуры наши то дружили, то враждовали — на юго-востоке с тюркскими племенами, с печенегами и половцами, берендичами и черными клобуками; позднее — с татарами и турками.

На севере и северо-востоке они всё дальше углублялись в лесистые дебри, где охотились и в могучих реках ловили рыбу; и «белоглазая чудь», и «весь», и «емь», и «сумь» — та самая сумь, имя которой звучит, может быть, и сегодня в самоназвании западных финнов, сынов страны Суоми, — древние финские племена.

Когда пароды сотни лет сталкиваются друг с другом то в мире, то в войне, их языки начинают воздействовать друг на друга. Слова тюркского происхождения, такие, как «лошадь», «утюг», «карий», «бугай», живут теперь в русском языке рядом с позаимствованными у финнов — «тюлень» и «тундра», «навага» и «корюшка»… Все они давным-давно вошли в русскую речь, обрусели, стали совершенно нашими словами… В то же время не меньшее число русских слов и корней переселилось и в финские и в тюркские соседние языки.