Ирина Левонтина - О чём речь

Для начала надо догадаться, что значит инде . Сообразить нетрудно, потому что слово это, подобно многим другим местоименным словечкам, сложено, как из конструктора, из вполне вычленимых элементов. Посмотрим на вопросительные слова русского языка: к-то, к-акой, к-уда, к-огда, с-к-олько, к-оторый . Все это к -слова. Правда, в некоторых к замаскировано: чей (тут чередование к/ч , как рука/ручной ), где ( к-де , тут просто на письме передано озвончение нашего к перед д ). А вот многие указательные слова – те на т: тот, такой, туда, тогда и т. п. Кстати, по-английски похоже: вопросительные wh -слова и указательные th -слова ( what? why? where? which? this, there и т. п.). Теперь сравним пары: куда – туда, когда – тогда, какой – такой . Ясно, что вторые части у них одинаковые. Немного менее очевидно это в случае где (как мы уже знаем, это кде ) и здесь (это сь-де-сь ). З – это на самом деле передается на письме озвончение с перед д . Это то же указательное сь , что в слове сей . Ну, и конец немного запутывает, но все равно мы теперь видим, что - де – это на тему места. И, взглянув на наше инде , понимаем, что оно состоит из уже понятного нам -де и ин- , вообще совершенно ясного. Ин- – это как в словах иной, иначе . Итак, инде значит в другом месте. Скажем, в итальянском очень похоже: dove – «где», а altrove – «инде». В другом месте то есть.

Очень жаль, что в современном русском языке нет слова инде . Из-за этого совершенно невозможно нормально перевести на русский название романа М. Кундеры, которое по-английски звучит как Life is elsewhere . По-немецки здесь будет слово anderswo , по-итальянски уже знакомое нам altrove . Мы же совершенные сироты – а ведь как славно было бы: «Жизнь инде ».

Теперь перейдем ко второй части задачи: как же перевести это на латынь? Здесь подобный способ рассуждения нам не поможет, если мы незнакомы с латинскими местоимениями. Тут надо танцевать от того, что многие латинские слова используются в разных языках. И вот есть такое очень известное слово, которое как раз буквально означает «в другом месте». В другом месте человек был, когда совершалось преступление, поэтому он не мог его совершить. Догадались? Конечно, это алиби . Слово alibi , кстати, тоже хорошо распадается на части.

Я вспомнила старую задачу, потому что опять задумалась о разного рода играх с местоименными словами. А задумалась я из-за подруги, которая гостила у меня на даче. Подруга стала жаловаться на то, как ее раздражает новое слово по-любому . Я садистически поинтересовалась, как она относится к вариантам полюбас и полюбэ . Ее аж передернуло.

Ну, полюбас и полюбэ – это ладно, это действительно чисто сленговые варианты. Но вот слово по-любому (есть еще орфоргафический вариант полюбому , однако он противоречит правилам русской орфографии, поскольку слова на по-…ому/ему или - ски пишутся через дефис: по-моему, по-дружески ) ставит меня в тупик. Дело в том, что, если разобраться, по смыслу это слово очень нужное, полезное. Оно соответствует популярному английскому anyway , без которого по-английски вообще трудно говорить и которое часто используется в качестве слова-паразита. В этом качестве оно помогает как бы отсечь предыдущую часть разговора и дает возможность не особо заботиться о том, насколько то, что ты собираешься сказать, логически связано с предшествующим. В полнозначном же своем употреблении anyway близко к русским оборотам как бы то ни было, так или иначе, в любом случае , но гораздо компактнее и выразительнее. И вот я думаю, что это самое по-любому появилось как аналог подобных громоздких сочетаний. Вообще русское любой по смыслу близко к английскому any . Смысл их состоит в указании на неограниченный спектр допущений.

Часто по-любому и полюбас переводят как «обязательно», «непременно» («Отзвонюсь полюбас» – то есть «Позвоню обязательно»). Однако обязательно содержит намек на некое обещание. Здесь же модальность немного другая, скорее эпистемическая: как бы ни развивались события, это будет так.

Итак. Слово нужное. Кстати, косвенно это подтверждается тем, что чуть ранее (вроде бы) появилось слово всяко в очень близком значении («Ну, к пяти я всяко успею»). Кажется, с некоторым питерским оттенком. Сейчас по-любому , видимо, совсем победило всяко . Я говорю «кажется», «вроде бы», поскольку за такими вещами уследить очень трудно. Впрочем, есть бесценный источник подобных сведений – форум «Городские диалекты», где, между прочим, про по-любому и всяко тоже написано ( http://forum.lingvo.ru/actualthread.aspx?tid=91705 ).

Итак, меня интересует вот что. Слово по-любому , появившееся не меньше десяти – пятнадцати, а то и двадцать лет назад, очень распространилось, и это мне понятно. Но для меня загадка, почему из него никак не выветрится вульгарный душок (со всеми возможными реверансами по поводу региональных вариантов литературной нормы). Ведь моя подруга не одинока: я постоянно слышу от интеллигентных знакомых заявления типа: если составить мой личный словарь слов, которые я ненавижу, то первым в нем будет слово по-любому . Вот нам пишет некто Юрий Рябинин в газете, извините, «Завтра» (статья так и называется: «Не по-любому, а по-русски!»):

Довольно многие стали употреблять выражение «по-любому» вместо «в любом случае», «во всяком случае», «непременно». Диктор говорит: «„Зениту“ еще один гол нужен по-любому». Девица с голым животом в метро кричит подруге: «По-любому завтра встретимся!» – вот он настоящий, победно шествующий по нашей необъятной одной шестой американо-офенский диалект бывшего русского!

Признаюсь, я и сама это слово не то что ненавижу, но не употребляю. Почему же налет вульгарности так прочно к нему прилип, хотя в его смысле, как мы видим, ничего такого нет? Слова ведь меняют окраску. Так, словцо типа вообще пришло чуть ли не из речи братков, а интеллектуалами подхвачено за милую душу, сначала цитатно, а потом и от себя. А тут поди ж ты. В общем, это науке не известно. Наука пока не в курсе дела.

2010 году исполнялось 75 лет академику А. А. Зализняку, и в самый день юбилея произошла поучительная история. О событии сообщили по телевизору, причем не только по «Культуре», но и в «Вестях». Очень все хорошо рассказали, и слово гений прозвучало (видимо, с таким единодушием произносили его все коллеги, что обойтись без него было невозможно). И про «Русское именное словоизменение», и про «Грамматический словарь», и про берестяные грамоты и древненовгородский диалект. Явно очень старались ничего не переврать, прямо слышно было, как журналистка особо трудные места зачитывает чуть не по слогам. И вот кульминация: «Зализняк доказал, что рукопись „Слова о полку Игореве“ подлинная. Сфальсифицировать такое на том уровне было просто невозможно». Ага. Узнаваемая аргументация: действительно, лингвистическое доказательство состоит именно в том, что в тексте «Слова» такое количество языковых признаков соответствующего периода, что фальсификатор должен был бы минимум на два столетия опередить развитие лингвистики, при этом сохранив все свои гениальные открытия в полной тайне. Только вот незадача: никакой рукописи «Слова» не существует. Как известно, рукопись, найденная (ну, или еще как-то раздобытая) в свое время коллекционером Мусиным-Пушкиным, сгорела при странных обстоятельствах в московском пожаре 1812 года. Собственно, именно поэтому надежда только на лингвистику: ни физика, ни химия тут не помогут. Коллизия в том, была ли сгоревшая рукопись списком XVI века с произведения XII века – или же подделкой XVIII века. Так что формулировка «подлинная рукопись» лишает всю историю смысла. Говорить надо о подлинности самого произведения.