Майкл Векс - Жизнь как квеч. Идиш: язык и культура

«Лаять» — ѓавкен или билн; билн аф дер левоне («лаять на луну») — посылать в чей-то адрес бессильные, смехотворные угрозы, как моська, что лает на слона. Например, адвокат говорит: «Не волнуйтесь, обвиняющая сторона просто билт аф дер левоне , сотрясает воздух».

Когда наступает ваша очередь говорить и вы разбиваете в пух и прах цад ше-ке-негед («другую сторону»), противник принимается вопить как козак ѓа-нигзал , «обиженный казак». Так называют забияку, который начинает хныкать, едва жертва дает ему сдачи и задевает его мозоль. Козак ѓа-нигзал поднимает куда больше шума, чем того стоит само «ранение», и всегда заявляет, что это не он первый начал.

Казаки и прочие военные, вероятно, ходили на двух ногах, однако евреи считали их отдельным биологическим видом. Если человек ведет себя как слон в посудной лавке — например, на вечеринке встревает в разговор флиртующей парочки со своим «Ну, как вам нравится эта погодка?» — о таком говорят «ви а козак ин суке» , «как казак в шалаше» (во время праздника Сукес евреи едят и ночуют в особых шалашах). Иногда в этой поговорке вместо казака появляется йовн — «солдат», как правило, русский. Йовн — от ивритского яван , «грек» или «Греция». Хотя в еврейском народном сознании греки ассоциировались с Антиохом (злодеем из истории Хануки) и поэтому незаслуженно пользовались дурной славой, однако в иврите слово яван не имело отношения к войне. Значение «солдат» оно приобрело только в идише, поскольку йовн по звучанию похоже на «Иван». Йовн — архетип, безликий солдат царской армии. Как гласит пословица, але йевоним ѓобн эйн поним («все солдаты на одно лицо»): если вы видели, как один из них насилует и мародерствует, — считайте, что видели всех. Прилагательное йевониш может означать как «солдатский», так и «русский»; йевонише Тойре («Иванова Тора») — «матерщина», особенно русская.

Курица, самое «еврейское» животное, имеет с нами гораздо больше общего, чем казак или кадровый военный. Этот персонаж уже попадался нам в разных идиомах — то как ѓон («петух»), то как ѓун («курица»). Штейн аф ѓинерше фис , «стоять на курьих ножках», значит «быть непрочным» (ср. «колосс на глиняных ногах»). Есть великолепное слово ѓинерплет — «оцепенение», «ступор», — правда, в данном случае ѓинер никак не связано с курами, но мало кто из идишеязычных евреев об этом знает {64} . «Трава была такая забойная, что я сорок восемь часов провел в полном ѓинерплете , все думал о „Грэйтфул Дэд“ и Джерри Гарсиа» — так и видишь психоделических цыплят, кивающих головами и машущих крылышками в такт «Кейси Джонсу» {65} . Если же вместо того, чтобы клевать носом, вы подскочите и станете носиться, как будто вас самого жареный петух кое-куда клюнул, — еврей скажет: «бегает ви а фарзамте мойз » («как отравленная мышь»).

Наверное, в истории еврейской курицы самое интересное то, что в разговорном идише североамериканских евреев слово ѓун было почти полностью вытеснено английским chicken . Куры, в отличие от гражданских прав, были у евреев всегда — и в Европе, и здесь, в эмиграции. Вероятно, большинство евреек, приехавших в США в конце девятнадцатого — начале двадцатого века, покупали по крайней мере одну курицу в неделю в связи с шабес , даже если они давно уже не соблюдали все остальные субботние обычаи. Однако ѓунт и кац остались неизменными, а столь же популярное ѓун почти сразу же превратилось в chicken .

Дело не в животных, а в языковых особенностях. Живя в Европе, евреи общались в основном с носителями одного диалекта, характерного для их местности. Приехав в США, они оказались в гуще носителей других диалектов, где трудно было определить, на каком именно наречии говорит собеседник; зачастую стоило больших усилий понять, как мысленно «перевести» его речь на свой диалект, что на что заменить. В частности, возникали большие трудности с ѓон и ѓун . В стандартном идише петух — ѓон ; польские и галицийские евреи округляли о до у: ѓун . Но в клал-шпрах и литвиш слово ѓун означает «курица» (в польском и галицийском диалектах идиша оно, в свою очередь, звучит как ѓин ). Слишком большая путаница; слишком многим бы пришлось по ошибке есть петухов. Наверно, переименовать ѓун в chicken додумался какой-то алтер ѓинер-фресер , «старый куроед», — бывалый человек, знающий, что к чему. Была велика опасность того, что вас неправильно поймут (или сделают вид, что не поняли), поэтому проще и удобнее было взять однозначное английское слово.

Алтер ѓинер-фресер — вовсе не почтенный старец, а неотесанный, но славный малый, этакий бравый вояка: везде побывал, все повидал — как говорится, шойн гепокт ун гемозлт , дословно: «уже переболел оспой и корью» и вообще всеми детскими болезнями; он свое дело знает, он всегда рад и совет об амурных делах дать, и отряд через минное поле без потерь провести. Вот кто такой ѓинер-фресер — если и не вояка, то стреляный воробей, уж это точно.

Образ алтер ѓинер-фресера — пожилого мужчины, уплетающего молодую курочку, — порой приводит людей к неправильному выводу: дескать, фресер — непременно развратник. Бывает и так, но отнюдь не всегда. Вообще же закоренелого бабника, распутника, который не может устоять ни перед одной юбкой, называют хамер-эйзл. Хамер — гебраизм, эйзл — германизм, оба означают «осел». Получается «осел-ишак». Это очень распространенное выражение; родилось оно, можно сказать, из школьной шутки, дурашливого тайч . Евреи привыкли переводить хамер как эйзл : «И поднялся Авраам рано утром и оседлал своего эйзла …» (Быт. 22:3)

Игра слов возникла благодаря тридцать четвертой главе Книги Бытия, где Еммор (в оригинале Хамер), чей сын только что изнасиловал дочь Иакова Дину, приходит к сыновьям Иакова и говорит: «Ваших дочерей давайте нам» (Быт. 34:9). Еммор- Хамер — похотливый старикан, тертый калач, алтер ѓинер-фресер , но уж никак не осел. Однако глупые ученики, видя в тексте слово хамер , автоматически переводили его как эйзл : «И говорил Осел с ними так: <���…> породнитесь с нами: ваших дочерей давайте нам». В тексте Торы хамер таки означает эйзл — везде, кроме этого отрывка.

Путаница с хамер/эйзл и ѓун/ѓон подтверждает известное высказывание «эс вент зих ин ву дер хамер штейт» («все зависит от того, где стоит хамер »), то есть значение слова определяется контекстом. Сама фраза возникла из талмудической шутки {66} (Эйрувин 53б); дело в том, что у хамера -осла есть арамейский омоним, означающий «вино». Пока не выяснишь, где находится хамер — в бутылке или в стойле, — не поймешь, о чем на самом деле речь.