Array Array - ВВЕДЕНИЕ В ЯЗЫКОЗНАНИЕ (Курс лекций)

К знакам I рода, полностью отвечающим указанным выше требованиям, относятся звуковые и графические знаки: они доступны человеческому восприятию, не имеют своего значения, исчислимы и строго организованы в систему, откуда и получают свою характеристику.

Морфемы частью исчислимы (аффиксы), частью неисчислимы (корни) и имеют свое значение; слова в языке явно неисчислимы (хотя для каждого текста их число может быть точно определено), но так как и морфемы и слова составлены из знаков I рода (фонем, букв), то и эти единицы языка – тоже знаки, что делается особенно ясным, если рассмотреть соотношение слов и вещей, ими обозначаемых.

Слова как названия вещей и явлений не имеют ничего общего с этими вещами и явлениями; если бы такая естественная связь слов и вещей существовала, то в языке не могло быть ни синонимов – различно звучащих слов, но называющих одну и ту же вещь ( забастовка – стачка, завод – фабрика, тощий – худой, есть – жрать и т.д.), ни омонимов – одинаково звучащих слов, но имеющих разные значения ( лук – «оружие» и лук – «растение», ключ – «родник» и ключ – «инструмент для отпирания замка», лама – «тибетский монах» и лама – «американское животное» и т.д.)., невозможен был бы и перенос значений ( хвост – «часть тела животных» и хвост – «очередь», собачка – «маленькая собака» и собачка – «рычаг для спуска курка» и т д.), наконец, невозможно было бы наличие разнозвучащих слов для обозначения одного и того же явления в разных языках (однако это так, ср. русское стол , немецкое Tisch , французское table , английское board , латинское mensa , греческое trapedza , турецкое sofra , финское pöytä и т.д.).

Маркс писал, что «название какой-либо вещи не имеет ничего общего с ее природой».

Поэтому объяснить непроизводные, взятые в прямом значении слова нельзя: мы не знаем, почему нос называется носом , стол – столом , а кот – котом и т.п.

Но слова, производные от простых, уже объяснимы через эти непроизводные: носик через нос , столик через стол , котик через кот и т. д., равно как и слова с переносным значением объяснимы через слова прямого значения; так нос у лодки объясняется через сходство по форме и положению с носом человека или животного, стол – «пища» - через смежность в пространстве со столом – «мебель» и т.п.

Таким образом, слова производные и с переносными значениями мотивированы и объяснимы в современном языке через слова непроизводные и прямого значения. Слова же непроизводные и прямого значения не мотивированы и не объяснимы, исходя из современного языка, и мотивировка названия может быть вскрыта только этимологическим исследованием при помощи сравнительно-исторического метода.

Почему же все-таки стол, нос, кот и т.п. не просто звукосочетания, а слова, обладающие значением и понятные для всех говорящих по-русски?

Для выяснения этого вопроса следует ознакомиться со структурой языка.

Под структуройследует понимать единство разнородных элементов в пределах целого.

Первое, с чем мы сталкиваемся при рассмотрении структуры языка, приводит нас к очень любопытному наблюдению, показывающему всю сложность и противоречивость такой структуры, как язык.

Действительно, на первый взгляд речевое общение происходит очень просто: я говорю, ты слушаешь, и мы друг друга понимаем. Это просто только потому, что привычно. Но если вдуматься, как это происходит, то мы наталкиваемся на довольно странное явление: говорение совершенно не похоже на слушание, а понимание – ни на то, ни на другое. Получается, что говорящий делает одно, слушающий другое, а понимают они третье.

Процессы говорения и слушания зеркально противоположны: то, чем кончается процесс говорения, является началом процесса слушания. Говорящий, получив от мозговых центров импульс, производит работу органами речи, артикулирует, в результате получаются звуки, которые через воздушную среду доходят до органов слуха (уха) слушающего. У слушающего раздражения, полученные барабанной перепонкой и другими внутренними органами уха, передаются по слуховым нервам и доходят до мозговых центров в виде ощущений, которые затем осознаются.

То, что производит говорящий, образует артикуляционный комплекс; то, что улавливает и воспринимает слушающий, образует акустический комплекс.

Артикуляционный комплекс, говоримое, непохож физически на акустический комплекс, слышимое. Однако в акте речи эти два комплекса образуют единство, это две стороны одного и того же объекта. Действительно, произнесем ли мы слово дом или услышим его – это будет с точки зрения языка то же самое.

Отождествление говоримого и слышимого осуществляется в акте речи, благодаря тому, что акт речи – двусторонен; типичной формой речи является диалог, когда говорящий через реплику делается слушающим, а слушающий говорящим. Кроме того, каждый говорящий бессознательно проверяет себя слухом, а слушающий артикуляцией. Отождествление говоримого и слышимого обеспечивает правильность восприятия, без чего невозможно достигнуть и взаимопонимания говорящих.

При восприятии неизвестного языка артикуляционно-акустического единства не получается, а попытка воспроизведения артикуляции услышанного приводит к неверным артикуляциям, диктуемым навыками своего языка. Это явление хорошо описано в «Войне и мире» Л. Толстого, когда русский солдат Залетаев, услыхав песню, которую поет пленный француз Морель, воспроизводит ее как: « Виварика. Виф серувару! Сидябляка !» и далее передает продолжение французской песни: « Кью-ю-ю летриптала, де бу, де ба и детравагала ».

Для правильного восприятия необходимо, что бы оба собеседника владели теми же артикуляционно-акустическими навыками, т.е. навыками того же языка.

Но акт речи не исчерпывается восприятием, хотя без него невозможен. Следующий этап – это понимание. Оно может быть достигнуто только в том случае, если говорящий и слушающий связывают данное артикуляционно-акустическое единство, хотя бы и при правильном восприятии, с разными значениями, - взаимопонимания не получается; так, если встретятся русский и турок, и русский скажет табак , то турок легко «подгонит» русский артикуляционный комплекс табак под свой акустический комплекс tabak , но поймет его или как «блюдо», или как «лист бумаги», так как «табак» по-турецки tütün (ср. украинское тютюн ).

Следовательно, и на этом втором этапе акта речи, как и на первом, необходимо, чтобы говорящий и слушающий принадлежали коллективу, говорящему на одном и том же языке; тогда происходит новое отождествление несхожего: артикуляционно-акустической и смысловой стороны, образующих тоже единство.