Владимир Леонов - «…Так исчезают заблуждения». Том II

А наказ А. С. Пушкина о том, что русский поэт не должен быть « несчастьем невских берегов» , чтобы « В Элизии улетает …легкая душа» , который подхватил О. Мандельштам: « Я не хочу средь юношей тепличных. Разменивать последний грош души, …//Я в мир вхожу – и люди хороши». («Стансы», Мандельштам).

Он приучил себя при любых обстоятельствах держаться прямо, биться до конца и не показывать слабости, не стоят перед миром в преисподнем: «Все, что нас не убивает, нас укрепляет» (Ветхий Завет. Екклесиаст).

И учил свою душу и нашу «жить по -человечьи », что радоваться неудачам – это гораздо веселее и надежнее, чем раздражаться и опускать руки. Абсолютно!

Четыре потока, вектора русского мира, русской души: вера, язык, территория, государство.

Ее венец, Акрополь – русское слово, как «Лестница Иакова» в поднебесное бессмертие: «вот, лестница стоит на земле, а верх её касается неба; и вот, Ангелы Божии восходят и нисходят по ней…» – Библ.

Батюшков, прочитав элегию Пушкина «Редеет облаков летучая гряда», взволнованно смял лист бумаги с текстом и эмоционально сочно воскликнул: «Злодей! Как он начал писать!»

У Пушкина отвлеченное морализаторство, словесная эквилибристика и словесная алгебра в «другах не ходят», в его стихах напрочь отсутствуют низовые стилистики: мертвые слова, путанные мысли и туманные иносказания.

Наоборот, все конкретно и точно, авторская беспощадность к себе как один из признаков профессионализма, когда идеологический априоризм не доминирует над интеллектуальным, прямодушным и искренним поэтическим делом и господствует поэтическая доминанта- слова «парят по воздуху», создавая эффект покрытия «косточки разума воздушной чувствительной оболочкой»: все выверено архитектоникой живого духа и чувственного накала, художественный мир прописан текстологически богато, насыщен содержательными схолиями, расцвечен колоритными сравнениями, сопоставлениями и образами:

В поэзии Пушкина нет «насмешливости, презрения к жизни», только – жизнелюбие духа, правота и точность того исторического проекта, который однажды мастеровой от Бога кратко и емко обозначил пронзительной метафорой: «…Ч ислюсь по России» .

И ты понимаешь – стихи Пушкина сродни твоей душе, а она, как известно, напоминает ландыш, растущий в землях свободных, а не на пашнях заезжанных, засеянных и побежденных. И – возникает состояние, когда художественно-философский мир Пушкина плодотворно и спасительно входит в твой духовный микрокосм, определяя линии его движения и роста

О таких звездных мечтателях и бунтарях, спешивших к мечте со скоростью космического протуберанца, исстари отражено в качестве концепта человеческого существования: «И дущих в жизни много, нашедших трудно найти». – (Библ.), о силе оных собирательно некогда было сказано: «крепость без слабых мест» , о качестве характера которых писал неистовый сын России М. Лермонтов: « Я был готов на смерть и муку//И целый мир на битву звать », а древний Китай говорил: « Когда в душе человека свет, он красив. Когда человек красив, в его доме царит гармония»:

Поэт книжник, а не одного стиха. Поэт сгусток, не обнаруживающий в своих сочинениях плебейских лепетов о России как о носительнице «р оковой Каиновой печати » и мучительных либеральных аналогий и вслипов.

Заполняющий экзистенциональные пустоты и эсхалотичные истерики века: сильное, музыкально выдержанное, всеохватное русское слово, и при том – проникновенное, трогательно и задушевное, обжигающее магией искренности, запечатлевающее глубокое эмоциональное и духовное измерение современника. Он не просто говорил о истине, о познании. Он переживал ее как личность, став по существу « духовным измерителем времени»

В стихах отсутствуют нотки «барского владычества», ложной самоуверенности, тщеславия и интеллектуального хамства. Наоборот, наполняемость самыми драгоценным бисером – Искренность. Доброта. Красота. Ассоциативная сцепка с меморандумом И. Гете: « Кумир моей жизни – реальность»

Как волшебник и чародей, Пушкин легко накидывает тонкую душевную сеть, подобную золотой накидки Гефеста, на текущую жизнь и исторические события, возрождая их в прелестных лирических формах, близких к идеальному стандарту поэзии – безусловной реальности, обнаруживая перекличку и с Гераклитом, называвшим жизнь « дитем солнца », с Платоном и Гомером, для которых жизнь была игрушкой в руках богов, и с фольклорной традиции, представлявшей жизнь в виде «пестрого мячика детей, играющих на лугу».

Стихи Пушкина – это ларец размышлений и переживаний, психология во внешнем мире, вещах, психологический катализатор, при помощи которого глубоко спрятанная душа поэта, облеченная в пластическую поэтическую форму, способна рассказать о себе, разрешить противоречия, утвердить неразделимость мира и человека:

Они сродни клубку катящейся сказки: мотивы очарования отсылают читателя к образу Цирцеи или одной из дочерей Миноса с солнечного Крита, убаюкивающих сознание, погружающее его в состояние комфортного и гармоничного инобытия, внутреннего сладостно томящегося покоя, святого и очищающего, когда растворяются наши случайные мелькания и наши неумелости – всегда о чем – то жалеть… всегда что – то обвинять… всегда кого – то упрекать…:

Поэт дарит человеку на пиру его бытия чашу с напитком богов – «небесной амврозией», «живой водой», очищающей рассудок от примесей и шлаков – «не хочу, надоело, устал…». Стихи напоминают один из атомов, одну из молекул нашей органики, непрестанно создающих очаровательный многоуровневый тип бытия, ту таинственную комбинацию духа и действительности, в которой заключается весь смысл человеческого существования, кратко, но содержательно выраженного У. Шекспиром: «К оль мы готовы Духом – все готово» («Генрих V»).

А в поэтике Пушкина этот смысл прорывается как игра космических сил, восхождение сознания и души по ступеням все повышающей реальности, всевозрастающего осмысления путей конкретно личностной и общечеловеческой судьбы: « Наша жизнь – это то, во что ее превращают наши мысли» – М. Аврелий (философ и император Рима по совместительству).